Девушка в темной реке

Паллорино поразилась, сколько же пришло людей. Бывшие коллеги из управления полиции Виктории заняли несколько скамей и гордо стояли сейчас плотными рядами в безукоризненно отглаженной черной парадной форме. Рядом с ними Энджи увидела Барб О’Хейган, ради такого события надевшую платье. Вместе с Барб пришел городской коронер Чарли Альфонс в своем лучшем костюме и галстуке. По другую сторону прохода выделялся корпулентный Джок Брикстон, маленький Дэниел Маянг и сотрудники «Прибрежных расследований». Теперь Энджи была одной из них.

Медленно, шаг за шагом, Энджи приближалась к мужчине, которого любила. Мужчине, который научил ее не бояться, доверять, полюбить саму себя. Она шла под взглядами всех этих людей, ставших ей почти родными, помогавших ей в прошлом году, когда она отважилась окунуться в свое небезоблачное прошлое и научилась без страха смотреть в будущее.

Бывший преподаватель Энджи, доктор психологии Алекс Страусс, тоже был на венчании, как и мать убитой Грейси Драммонд.

На второй скамье от алтаря, поддерживаемая Клэр Толлет с одной стороны и Гудрун Реймер с другой, сидела прабабушка Клэр, судья Джилли Монеган. Клэр делала успехи на новом поприще, и Энджи уже не сомневалась, что у нее все сложится хорошо. Она не пропадет, потому что помогает другим.

Мириам Паллорино сидела у первой скамьи в своем инвалидном кресле, одетая, как и подобает матери новобрачной, в нежно-сиреневое платье. Она сияла от радости, вновь оказавшись в своем любимом католическом соборе и словно бы вспомнив веру, так поддержавшую ее когда-то.

Мэддокс улыбнулся, когда Энджи с отцом приблизились к алтарю. От этой искренней улыбки загорелись синие глаза, в которых читались любовь, восхищение и гордость за то, что у него будет такая жена.

Джозеф Паллорино вложил руку Энджи в сильную ладонь главного детектива убойного отдела, ее любимого сержанта Джеймса Мэддокса.

Музыка стихла, и в соборе стало абсолютно тихо.

Отец Саймон торжественно соединил их священными узами брака. Новобрачные обменялись клятвами, и священник сказал:

– Теперь можете поцеловать невесту.

Когда Мэддокс поцеловал Энджи в губы, старый орган заиграл начальные аккорды «Аве, Марии». Джозеф Паллорино выкатил кресло с Мириам к хору и подал ей микрофон. Она взяла его дрожащей рукой и с большим чувством запела гимн удивительно чистым меццо-сопрано. Хор подхватил, и женские голоса наполнили старинный собор. Энджи благоговейно слушала, сдерживая дрожь глубокого волнения.

Мэддокс шепнул ей на ухо:

– Ты только не ускоряй ту часть, где «пока смерть не разлучит нас».

Энджи рассмеялась, переполняемая чувствами. Гимн, который раньше будил в ней странные, темные воспоминания, отныне и навсегда будет ассоциироваться с радостным обещанием будущего.

Новобрачные вышли из собора под солнечный свет, и тут же вверху празднично зазвонили колокола. Их звон разносился по городу, эхом отражаясь от стен домов, а с вишневых деревьев сеялись, кружась, легкие лепестки.

Полицейские в парадной форме выстроились на каменных ступенях, вытянули руки с корзинками, и пригоршни цветочных лепестков взвились в воздух салютом, падая на Энджи и Мэддокса весенним снегом и устилая тротуар возле собора розово-белым ковром.

Не обошлось и без вездесущих журналистов – там и сям засверкали вспышки фотоаппаратов, но на этот раз заголовки будут кричать о счастливом событии у бывшей сотрудницы полиции, вернувшей родителям «дочь города» Аннелизу Йенсен.

Мэддокс взял жену за руку. Его глаза сказали ей все без слов. Любовь.

Может, в жизни важна не только правда. Может, в самой сути, в сердце всего человеческого, даже в темноте, живет любовь.