Девушка в лабиринте

Квартал уже захирел в пору, когда Робин Салливан был ребенком, не говоря о годах, когда здесь жила Саманта Андретти. В самом деле, после исчезновения девочки ее отец уехал на поиски работы. Бруно не удивился, узнав, что похищенная и похититель происходили из одной среды. Все хищники выбирают для охоты знакомые места. Это в конечном счете закон природы.

Детективу Дженко была хорошо знакома склонность людей возвращаться к истокам. Опасные преступники, разыскиваемые полицией половины мира, ловкие мошенники, способные одурачить самую могущественную корпорацию, имели одну и ту же слабость.

Никто из них не мог противиться зову родного дома.

Многие пережили ужасное детство, не вылезая из исправительных заведений. Или же в собственной семье встречали только скандалы и насилие. И все-таки, даже если эти места были им ненавистны, что-то их тянуло туда. Некий ритуал примирения: словно они боялись забыть, кто они такие на самом деле и откуда пришли.

Однажды Дженко разыскивал человека, придумавшего хитроумный план, как обокрасть мощную международную компанию, и в конце концов присвоившего несколько миллионов. Чтобы вернуть награбленное, компания тут же наняла трех разных детективов. У них было меньше суток, чтобы поймать мошенника, перед тем как он навсегда заметет следы. Как у всякого профессионального плута, его план предусматривал бегство в надежное место, фальшивые документы, ложный след.

Пока коллеги преследовали беглеца, строя различные гипотезы, пытаясь вычислить, каким будет его следующий шаг, Дженко изучил его прошлое, те годы, когда этот ловкий аферист промышлял мелкими кражами в своем квартале. По старой фотографии сыщик выяснил, что мальчика растила бабка со стороны отца, давно умершая. Найдя кладбище, где она была похоронена, Бруно стал ждать. Через несколько часов, уже в сумерках, он заметил мужчину в плаще, шляпе и темных очках. Он бродил среди надгробных плит в полном одиночестве. Но перед тем как уйти, незнакомец прошел мимо могилы, за которой наблюдал Дженко, и будто ненароком уронил цветок. Бруно подметил этот жест и разоблачил мошенника.

Воистину, ты можешь оставить родные места, но родные места никогда тебя не оставят.

Вот почему, выслеживая кого-либо, Бруно Дженко связывался с друзьями и родственниками разыскиваемого и просил показать семейные альбомы и школьные фотографии. На этих изображениях он всегда находил какую-нибудь деталь, которую ни камуфляж, ни пластическая хирургия не могли скрыть. По этой же самой причине он пошел в Лимб, чтобы заполучить детскую фотографию Робина Салливана. Полицейские охотились за садовником с родимым пятном на лице, который ездит на синем фургоне «форд». Бруно хотел найти мальчишку, который любил играть в футбол.

Он все еще здесь, говорило шестое чувство.

Если пятнадцать лет назад Робин выбрал родной квартал, чтобы завладеть своей юной пленницей, то уж тем более сейчас это место покажется ему наиболее подходящим, именно таким, где можно найти укрытие и сообщников.

Он знает здесь каждый угол, ему здесь легко спрятаться.

Бруно заверил Бауэра и Делакруа, что не станет гоняться за монстром. Но после посещения Лимба что-то переменилось. Что-то непредвиденное, отдалявшее призрак конца, позволявшее ему все еще чувствовать себя живым. Глубоко укорененный инстинкт хищника.

Охотиться на человека труднее всего. А он, как и Робин Салливан, был охотником.

Шестое чувство твердило, что последняя правда о Банни где-то здесь, среди облупленных домов и зловонных помоек. Может быть, сказал себе Бруно, Робин передал мне привет через госпожу Форман, давая знать, что он здесь, близко. Может быть, он и сейчас наблюдает за мной, дожидаясь благоприятного момента, чтобы показаться мне на глаза.

Им неведомо, что они монстры.

Представляя себе, как он встретится лицом к лицу с противником, Бруно заметил небольшое футбольное поле, точь-в-точь такое, как на фотографии, где Робин был заснят со своим кудрявым дружком с щербинкой на месте резца.

Оно располагалось за церковью, которая, судя по табличке на воротах, была посвящена Божьей Благодати.

Рядом с домом священника был разбит сад, в нем, под сенью высокой липы – двое качелей и горка. Заметил Дженко и молодого священника: засучив до локтей рукава рясы, он с помощью гаечного ключа закреплял на горке нижний кусок трубы. Бруно остановил машину и пошел с ним поговорить.

– Стало быть, вы здесь выросли, – сказал священник, продолжая прилаживать трубу.

– Столько воды утекло: мне было четырнадцать, когда мы переехали сюда всей семьей, – подтвердил Дженко, чтобы надуманный предлог, под которым он представился, звучал правдоподобней. – Приехал вот в город по делам и решил заглянуть в эти края.

– Я всегда жил на севере, сюда меня перевели только два года назад.

– В самом деле: помню, в восьмидесятые годы здесь был другой священник, – соврал Бруно.

– Отец Эдвард, – уточнил его преемник, с натугой закручивая непослушную гайку. – Он преставился в две тысячи седьмом году.