Девушка в башне (ЛП)

– Я не вижу безопаснее, – сказал Саша. – Но больше сражений не будет. И будет

скандал, если ее раскроют, а некоторые люди Дмитрия радостно используют ее темной

ночью, узнав ее секрет.

– Возможно, – тяжко сказал Сергей. – Но Дмитрий так верит в тебя. Он не будет рад

обману.

Саша молчал. Сергей вздохнул.

– Делай, что должен, я за тебя помолюсь, – игумен поцеловал Сашу в обе щеки. –

Родион ведь знает? Я с ним поговорю. Теперь иди. Живым ты нужен больше, чем

мертвым. И их сложнее утешить.

* * *

Тьма превратила святые земли Лавры в языческие, полные теней и странных голосов.

Колокол прозвонил повечерье, и даже он не мог отогнать темное ощущение после боя или

тревожные мысли Саши.

Вне бани люди усеивали снег: жители пали там, оставшись воле Бога. Женщина у

купальни рыдала, раскрыв рот.

– У меня была лишь одна, – шептала она. – Одна, первенец, сокровище. И вы не

нашли ее? Ни следа, господин?

Вася, что поразительно, была там, еще стояла. Она стояла, как призрак, слабая перед

горем женщины.

– Ваша дочь в безопасности, – ответила Вася. – Она с Богом.

Женщина прижала руки к лицу. Вася с болью посмотрела на брата.

Рука Саши болела.

– Идемте, – сказал он женщине. – Идемте в церковь. Помолимся за вашу дочь.

Попросим Богоматерь, заботящуюся обо всех, принять вашу дочь как свою.

Женщина подняла голову, глаза были в слезах, лицо было опухшим и в пятнах.

– Александр Пересвет. – прошептала она, голос прерывался от слез.

Он медленно перекрестил ее.

Он долго с ней молился, как и с другими, кто пришел за утешением, молился, пока

все не утихло. Он считал своим долгом бороться за христиан и разбираться с

последствиями.

Вася оставалась в церкви до последнего. Она тоже молилась, но не вслух. Когда они

ушли, рассвет был близко. Луна скрылась, и Лавру озарял свет звезд.

– Ты можешь спать? – спросил ее Саша.

Она тряхнула головой. Он видел таких воинов раньше, что перегнули с усталостью,

не могли потом уснуть. Так было, когда он убил первого.

– В моей келье есть койка, – сказал он. – Если не можешь спать, мы отблагодарим

Бога, и ты расскажешь, как оказалась здесь.

Она кивнула. Их ноги хрустели по снегу, они бок о бок шли по монастырю. Вася

набралась сил.

– Я еще никогда не была так рада, как когда узнала тебя, брат, – тихо сказала она по

пути. – Прочти, что не смогла показать это раньше.

– Я тоже был рад тебя видеть, лягушонок, – ответил он.

Она замерла, словно пораженная. Вдруг она бросилась к нему, и он сжал рыдающую

сестру.

– Саша, – сказала она. – Саша, я так скучала.

– Тише, – он неловко гладил ее спину. – Тише.

Через миг она взяла себя в руки.

– Не похоже на смелого брата Василия, да? – сказала она, вытирая нос. Они пошли

снова. – Почему ты не вернулся?

– Не важно, – ответил Саша. – Что ты делала в пути? Где взяла коня? Ты убежала из

дома? От мужа? Правду, сестра.

Они пришли к его келье, неуютной в свете луны, маленькой хижине среди других.

Он открыл дверь и зажег свечу.

Расправив плечи, она сказала:

– Отец мертв.

Саша застыл, свеча была в его руке. Он обещал вернуться домой, став священником,

но не сделал этого. Не успел.

– Ты мне не сын, – сказал Петр в гневе, уходя.

«Отец».

– Когда? – осведомился Саша, голос звучал странно даже для него. – Как?

– Медведь убил его.

Он не мог прочитать ее лицо в темноте.

– Заходи, – сказал Саша. – Расскажи все по порядку. Все.

* * *

Это не было правдой, конечно. Не могло быть. Вася любила брата, скучала по нему,

но не знала этого широкоплечего монаха с тонзурой и черной бородой. И она рассказала

часть истории.

Она рассказала, как светловолосый священник запугал народ Лесной земли. Какой

холодной была зима, как был пожар. Рассказала, посмеиваясь, как к ней приходили

свататься, но уехали ни с чем, и как их отец захотел отослать ее в монастырь. Она

рассказала о смерти няни (не сказав, что было потом), о медведе. Она сказала, что

Соловей был из коней отца, но Саша явно не поверил. Она не рассказала, что мачеха

отправила ее искать подснежники зимой, или о домике в роще, как и не поведала о демоне

мороза, холодном, своенравном и порой нежном.

Она закончила и замолчала. Саша хмурился. Она отвечала таким же взглядом.

– Нет, отец не пошел бы в лес, если бы не я, – прошептала она. – Это была я, брат.

– Потому ты убежала? – спросил Саша. Его голос (любимый, почти забытый) был

ровным, лицо – спокойными, и она не знала, что он думает. – Потому что убила отца?

Она вздрогнула и опустила голову.

– Да. Это. И люди… боялись, что я – ведьма. Священник сказал им бояться ведьм, и

они послушали. Отец уже не защитил бы меня, и я убежала.

Саша молчал. Она не видела его лица, а потом выпалила:

– Ради Бога, скажи что–нибудь!

Он вздохнул.

– Ты ведьма, Вася?

Ее язык стал тяжелым, смерти мужчин все еще отдавались дрожью в ее теле. В ней

не осталось лжи, выдумок.

– Не знаю, братишка, – сказала она. – Я даже не знаю, какие ведьмы. Но я никому не

хотела зла.

После паузы он сказал: