– Печально, – ответил демон холода без сочувствия. – Я видел истории печальнее, но
только ты пришла к моему порогу из–за этого, – он склонился ближе. Огонь озарял его
бледное лицо. – Хочешь остаться со мной? Да? Быть снежной девой этого неменяющегося
леса?
Вопрос был отчасти колкостью, отчасти приглашением, он был полон нежной
насмешки.
Вася покраснела и отпрянула.
– Никогда! – ее руки согревались, но губы казались неуклюжими. – Что мне делать в
этом доме в еловой роще? Я уйду. Потому и покинула дом, чтобы уехать далеко. Соловей
унесет меня хоть на край земли. Я посмотрю на дворцы и города, на реки летом, и я увижу
солнце в море, – она сняла плащ, путаясь из–за рвения. Огонь вспыхивал красным на ее
черных волосах.
Его глаза потемнели при виде этого, но Вася не заметила. Она теперь уже могла
говорить свободно.
–
все посмотреть, – она смотрела яркими глазами мимо него. – Я хочу все увидеть. В
Лесной Земле для меня ничего нет.
Демон холода опешил. Он отвернулся и опустился на стул, похожий на неровный
пень дуба, у огня, а потом спросил:
– Тогда что ты здесь делаешь? – он посмотрел на тени под потолком, на кровать,
схожую с сугробом, на печь, на картины на стенах и резной стол. – Я не вижу тут дворцов
и городов, и уж точно не вижу тут море и солнце.
Теперь замолчала она. Ее лицо стало румяным.
– Ты предлагал мне приданое… – начала она.
Свертки все еще лежали грудой в углу: ткани и камни были свалены, как богатства
змея. Его взгляд проследил за ее взглядом, он холодно улыбнулся.
– Ты отказалась и убежала, насколько я помню.
– Потому что я не хочу замуж, – заявила Вася. Слова звучали странно, когда она
произнесла их. Женщины выходили замуж. Или становились монахинями. Или умирали.
Так жили женщины. Кем была она? – Я не хочу молить о хлебе в церквях. Я пришла
спросить… можно мне немного того золота с собой, когда я уеду?
Испуганная тишина. Морозко склонился, уперся локтями в колени и потрясенно
сказал:
– Ты пришла туда, куда никто не ходит без моего позволения, чтобы попросить
немного золота для путешествий?
«Нет, – хотелось ей сказать. – Не так. Не совсем так. Я боялась, покидая дом, и я
хотела к тебе. Ты знаешь больше меня, ты был добр ко мне», – но она не смогла это
произнести.
– Что ж, – Морозко сел прямее. – Это все твое, – он кивнул на груду сокровищ. –
Можешь идти к краю земли в наряде принцессы и с золотом в гриве Соловья.
Она не ответила, и он добавил с натянутой вежливостью:
– Хочешь еще и карету? Или Соловью тащить это за тобой, как бусы на нити?
Она ухватилась за свое достоинство.
– Нет, – сказала она. – Только то, что можно легко унести, и что не привлечет воров.
Бледный и не впечатленный взгляд Морозко скользнул по ее спутанным волосам до
ее сапог. Вася старалась не думать, какой он ее видит: дитя с пустыми глазами, с бледным
и грязным лицом.
– И что тогда? – спросил сухо демон холода. – Ты набьешь карманы золотом,
поедешь завтра утром и сразу замерзнешь насмерть? Нет? Или проживешь пару дней,
пока тебя не убьют из–за лошади или изнасилуют за твои зеленые глаза? Ты ничего не
знаешь об этом мире, а теперь хочешь поехать туда и умереть?
– Что еще мне делать? – парировала Вася. Подступали слезы усталости, но она не
дала им пролиться. – Мои люди убьют меня, если я пойду домой. Мне стать монахиней? Я
это не вынесу. Лучше умереть в пути.
– Многие говорят, что лучше умереть, пока не доходит до этого, – ответил Морозко.
– Хочешь умереть в глубине леса? Вернись домой. Твои люди забудут, клянусь. Все будет
как прежде. Вернись, и брат защитит тебя.
Гнев вдруг выжег обиду Васи. Она отодвинула стул и снова встала.
– Я не собака, – рявкнула она. – Ты можешь говорить мне идти домой, но я могу
отказаться. Думаешь, все, чего я хочу в жизни, это королевское приданое и мужчина, что
будет заставлять меня рожать детей?
Морозко был едва ли выше нее, но она замерла под его бледным пронзающим
взглядом.
– Ты говоришь как ребенок. Думаешь, что в твоем мире кому–то есть дело до твоих
желаний? Даже у князей нет того, что они хотят, как и у их дам. В дороге тебя ждет не
жизнь, а только смерть раньше или позже.
Вася кусала губы.
– Думаешь, я… – пылко начала она, но жеребец потерял терпение, услышав боль в ее
голосе. Его голова пронеслась над ее плечом, его зубы щелкнули на расстоянии пальца от
лица Морозко. – Соловей! – крикнула Вася. – Что ты…? – она попыталась оттолкнуть его,
но он не поддавался.
«Я его укушу», – сказал жеребец. Его хвост метался в стороны, копыто скребло
деревянный пол.
– Он истечет водой, превратит тебя в снежного коня, – Вася все еще толкала его. –
Не глупи.
– Уходи, бык, – посоветовал Морозко коню.
Соловей не двигался, но Вася сказала:
– Иди, – он посмотрел ей в глаза, показал язык, извиняясь, и отвернулся.