Девушка у Орлиного перевала

В Джорджине он не мог не заметить разительную перемену, это точно был другой человек. Прежде ему особенно нравились в ней холодная собранность, изысканный вкус и безупречный стиль в одежде. Первое, что бросилось в глаза, когда он приехал и увидел ее, — отсутствие ухоженности. Джорджину можно было принять за кузину любой из деревенских девушек, с румяным простым лицом, в дешевом ярком платье, так раскованно чувствующих себя в толпе прибывших на праздник. Уолли пристально всматривался в расстроенное лицо, — изменилась не только внешность. Никогда раньше не обнажала она своих чувств перед другими. Он мог лишь угадывать, что таят ее дымчато-серые глаза. Но сейчас он был потрясен отражавшейся в ее взгляде болью, скрыть которую у нее не находилось сил.

Почти боясь услышать ее ответ, он все-таки спросил отрывисто:

— Джорджина, что для тебя значит Лиан Ардулиан? И опять этот измученный пугливый взгляд ответил ему все без слов. Но он не стал спорить, когда она прошептала:

— Ничего! Он ничего для меня не значит. Да и что между нами может быть, если он обманул меня. Они с дядей разработали целый план действий, как получше меня одурачить.

Нервное напряжение, которое он испытывал, ослабло; верит он или нет, уже не имеет значения, у него все-таки остается шанс.

— Значит, ты уезжаешь завтра с нами? — спросил он, ожидая услышать ее уверенный голос, но она была слишком измучена, чтобы говорить, и ему пришлось удовлетвориться слабым покорным кивком.

У него даже голова закружилась от радости, и он попытался утешить ее:

— Бедняжка, я позабочусь о тебе. Как только мы вернемся в Штаты, официально объявим о помолвке и назначим день свадьбы. Я стану твоим мужем и тогда смогу облегчить твою ношу, родная, так что тебе ни о чем не придется беспокоиться.

Джорджина не ответила. Тепло камина и монотонный голос Уолли подействовал усыпляюще на ее сознание. Измученная, она не воспринимала смысл слов и тем более была не в состоянии возражать или спорить, и когда он осторожно обнял ее, Джорджина не сопротивлялась, а положила голову ему на плечо и позволила глазам, потемневшим от усталости, закрыться.

Но несколько мгновений спустя прохладная струя воздуха пробежала по ее щеке, и, вздрогнув, Джорджина очнулась. Она посмотрела через плечо Уолли, желая выяснить причину сквозняка, и побледнела, встретившись с жестким взглядом синих глаз Лиана, стоящего в дверях. Когда Уолли обернулся к нему, Лиан, едва поклонившись, холодно произнес:

— Прошу простить за невольное вторжение, я не знал, что вы вместе. Миссис Руни в нетерпении: целых десять минут она звонила в колокольчик и явившейся на зов Кейте приказала найти вас, Джорджина. По ее предположению, — тут он сделал легкое, но многозначительное ударение, — вы должны принести ей горячего молока. Естественно, я забеспокоился, когда Кейта сказала, что на кухне никого нет, поэтому и начал поиски. Извините, если прервал ваш… разговор.

Джорджина сразу почувствовала, что под внешними обходительными манерами Лиана скрыт вулкан гнева. Его губы изображали дежурную улыбку, но она, испытавшая на себе обаяние его искренней улыбки, приняла ее за гримасу неудовольствия. Недовольство усиливалось холодным пронзительным взглядом, задержавшимся на руке, обнимавшей ее за плечи; взглядом, в глубине которого таилась опасность. Она поежилась, подумав, что ей видна только капля гнева, и забеспокоилась, как бы в ответ на некстати сказанное Уолли слово не прорвался с таким трудом сдерживаемый бурный кельтский темперамент.

Она поспешно вскочила на ноги, не дожидаясь, пока Уолли очнется от удивления, и подхватила поднос со стаканом уже остывшего молока.

— Я отнесу его матери, — пробормотала она и скользнула мимо Лиана.

Конечно, с ее стороны было наивно предполагать, что он, столь мрачно настроенный, позволит ей так легко сбежать. Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку, и Джорджина поняла, что попала в плен. Удерживая ее, он учтиво произнес фразу, предназначенную для ушей Уолли:

— Не думаю, что ваша мать обрадуется остывшему молоку, если просила горячего. Мы пойдем на кухню и приготовим свежее.

Джорджина тяжело вздохнула и послала через плечо умоляющий взгляд Уолли. Но тот, не чувствуя подводных течений, только пожал плечами и, зевнув, сказал:

— Ну тогда я пойду в свою комнату. Страшно устал.

Он направился к лестнице и, проходя мимо нее, небрежно чмокнул в бледную щеку.

— Спокойной ночи, Джорджи, не забудь, завтра рано вставать, нам предстоит долгая дорога и лучше выехать пораньше.

Коротко кивнув Лиану, он ушел, оставив их одних в полумраке зала, наполненном тяжелой выжидающей тишиной.

— Джорджи! — голосом, полным презрения, прошипел сквозь зубы Лиан.

Нетерпеливым жестом он направил ее к кухне, где на белых стенах бродили зловещие тени, а умирающий огонь время от времени вспыхивал в массивной черной кухонной печи. Он подождал, пока она налила свежего молока в кастрюлю и поставила греться, прежде чем начал допрос.

— Итак, ты уезжаешь завтра с Уолли, даже не объяснившись со мной?