– Знаю, Савелий, и меня мучает совесть – капитан на страже, а я… Я все чаще думаю: а может, открыть детективное агентство? – Федор вопросительно смотрит на Савелия. – Понимаешь, Савелий, жизненной остроты не хватает, драйва. Я – скромный учитель философии, которая, как тебе известно, не является жизненно необходимым предметом и вообще непонятно зачем нужна – молодые люди прекрасно обходятся без нее, а старикам вроде меня… (Тут Савелий протестующе кашлянул). –
– Федя, ты не прав! – поспешил возразить добрый Савелий. – Это декабрьская депрессия, это пройдет. Философия, разум, просвещение… это вечные категории, как же без них, подумай сам, Федя…
– Наш капитан занят делом, а я… – Федор махнул рукой.
– Жениться тебе надо, Федя, – сказал Савелий непоследовательно.
– А у тебя есть на примете славная девушка, которая не откажется выйти за философа? Знаешь, Савелий, философы, как правило, молчаливые зануды и домоседы, и они не смотрят сериалов.
– Ну… ты совсем не молчаливый, – возразил Савелий.
– Спасибо, Савелий! – хмыкнул Федор. – Так есть?
– Надо спросить у Зоси… у нее много подружек. А вообще, на твоем месте я бы уехал куда-нибудь покататься на лыжах, у тебя скоро каникулы, свобода! – с фальшивым энтузиазмом воскликнул Савелий.
– Давай вместе!
– Я не могу, Федя, ты же знаешь. – Тон у Савелия был виноватым.
– Знаю, знаю. Жена, дети. Твоя Зося… которую ты, кстати, увел у меня, замечательный человек, и я бы ни минуты не[4]…
– А чего это мы грустим? – раздалось у них над головами. – Без меня начали?
– Коля! Пришел! А мы уже заждались! – обрадовался Савелий.
– Привет, капитан!
Мужчины обменялись рукопожатиями. Капитан Коля Астахов, румяный с холода, хлопнул Савелия по плечу и протянул продолговатый сверток:
– Подарок! От всего сердца!
– Ну что ты, Коля, не нужно… – смутился и обрадовался Савелий. Развернул сверток, достал коробку, раскрыл и замер от изумления. В коробке лежал красивый блестящий пистолет. Он поднял глаза на Колю: – Настоящий?
– Фуфло не держим. Нравится?
– Но я… даже не знаю. Я никогда не стрелял…
– Я тебя научу. Справим лицензию, будешь ходить с пушкой, пугать бандитов.
– Знаешь, Коля… я… не знаю… – забормотал озадаченный Савелий.
– Смотри! – Коля достал пистолет, прицелился. Савелий зажмурился. Коля щелкнул курком – из дула вырвалось красное пламя.
– Это зажигалка! – обрадовался Савелий. В голосе его слышалось облегчение, он даже забыл, что не курит.
– Убить не убьет, но шуганет будь здоров, – объяснил Коля. – Ну что, погнали за именинника? По первой! За тебя, Савелий!
Они выпили. Коля бросил в рот горсть соленых орешков и сказал:
– Федор, ты чего такой смурной? Нелетная погода достала?
– А тебя не достала?
– Да я ее в упор не вижу! Я дома не бываю, понял? У меня каждый день… нелетная!
– Что-нибудь опять? – оживился Федор.
– И опять, и снова.
Савелий и Федор выжидающе смотрели на капитана. Тот, упиваясь вниманием, не торопился. После паузы сказал:
– Помните убийство старика в День города? Двадцатого октября? Похоже, наш стрелок засветился снова. Убит мужчина, пенсионер, шестидесяти пяти лет. Около полуночи второго декабря в своей квартире в многоэтажном доме, на окраине, и снова нет свидетелей, и никто ничего не слышал. В квартире ничего не тронуто, следов он снова не оставил.
– А гильза?
Коля иронически хмыкнул:
– Какая гильза? Он же не идиот, все зачистил. Выстрела никто из соседей не слышал.
– Кто жертва? – спросил Федор.
– Моисеенко Иван Григорьевич, банковский служащий в прошлом, пять лет как на пенсии. Был в квартире один – жена ночевала у дочки, она учительница, тоже на пенсии. Застрелен перед телевизором… Кстати, он еще работал, когда мы приехали. Нашла его через сутки жена, когда вернулась домой. Она же вызвала «Скорую», те – нас. Она даже не поняла толком, что случилось…
– Откуда известно, что около полуночи?