– Порядок! – Монах толкнул в дверь, и она со скрипом приотворилась. На них пахнуло какой-то кислятиной. Добродеев отступил.
– Иди вперед, – прошептал Монах. – Возьми фонарь! – Он ткнул Добродееву крошечный фонарик, и тот подивился запасливости друга.
Стараясь не споткнуться, Добродеев проскользнул внутрь; посветил фонариком под ноги Монаху. Тот тяжело перевалился через порог, и теперь стоял, прислонившись к стене, отдыхал.
– Тише! – шепотом закричал Добродеев. – Закрой дверь! Ты прямо как пират Флинт!
– Ты хотел сказать, Джон Сильвер? У нас тридцать минут, Лео.
– В смысле?
– По закону вероятности через тридцать примерно минут всякая неустойчивая система начинает сыпаться.
– Это ты мне как волхв?
– Как физик. Хочешь проверить?
– Не хочу.
Они медленно двинулись в сторону первой двери, которая вела, как оказалось, в кухню. Стали на пороге. Луч фонарика обежал пустой стол, стенные шкафчики, занавеску в красный цветочек на окне.
– Ясно, – сказал Монах. – Давай дальше!
Дальше была гостиная. Скромная обстановка, простая мебель: диван, покрытый пледом, сервант с посудой, люстра с поддельными хрустальными висюльками. На полу темно-красный ковер еще советских времен; на стене две картины: Брюлловская сборщица винограда, соблазнительная и пышная итальянская крестьянка, и натюрморт: цветы, медный кофейник, два граната и лимон. Журнальный столик перед диваном был девственно пуст. Луч фонарика высветил липкие кружки́, видимо, от бутылки и бокалов.
– А где бокалы? – спросил Добродеев.
– У майора. Что они пили?
– Майор сказал «Оттонель».
– «Оттонель»? Коньяк?
– Это мускат, тошнотворное сладкое пойло.
– Они это пили? – удивился Монах. – Два мужика пили сироп?
– Всякие есть мужики, – философически заметил Добродеев. – И потом, не факт, что это был мужик.
Дверь в другую комнату, спальню, по-видимому, была закрыта. Монах кивнул Добродееву, и тот на цыпочках пересек гостиную, осторожно нажал на ручку и открыл дверь. Монах бодро заскакал к спальне.
– Включи свет! – приказал.
– Опасно! Увидят.
– Шторы задернуты. Включай!
Свет неяркой люстры залил узкую длинную комнату. Разобранная деревянная кровать без простыни, несвежий стеганый атласный матрас, голубой когда-то, жалкая поролоновая подушка без наволочки на полу, другая, тоже без наволочки, у изголовья кровати. Засохшие цветы в простой стеклянной вазе на прикроватной тумбочке. Торшер в углу.
– Они все забрали, – прошептал Добродеев.
– Интересно, откуда цветы, – сказал Монах.
– Может, они тут несколько лет. Солома.
– Его задушили в кровати, – стал соображать Монах. – Здорового сильного мужика…
– Возможно, он был связан, – предположил Добродеев.
– Резонно, принимая во внимание, что гость был мужчиной. Возможно, смерть носила случайный характер… возможно, увлеклись. А откуда вообще известно, что у него был мужчина? Его видели?
– Понятия не имею, – после паузы сказал Добродеев. – Не успел спросить. Да он бы и не сказал.
– Надо поговорить с соседями. Придется тебе, Леша. Скажешь, задумал серию материалов об убийствах, ты фигура в городе популярная, они тебе выложат все. Больше, чем операм. У дам в определенном возрасте мало развлечений. Узнаешь про жертву, что за человек, как насчет ночных загулов, дебошей, случайных подруг… как-то так. Заодно узнаешь, как зовут хозяйку. – Он помолчал, рассматривая комнату. Потом сказал: – Ты бы не мог заглянуть под кровать?
– Куда?
– Под кровать. На всякий случай. Вдруг они там что-нибудь просмотрели.
Добродеев кряхтя опустился на колени и посветил фонариком под кровать.
– Ничего!
Монах доковылял до прикроватной тумбочки, вытащил ящичек. Там лежала пачка салфеток, зажигалка, несколько мелких монет. Второй ящик был пуст.
– А это что? – Монах ткнул костылем в крошечный сине-белый предмет между тумбочкой и кроватью. – Леша!
Добродеев втиснулся между кроватью и тумбочкой и подобрал предмет. Это был осколок фарфоровой фигурки.
– А где остальное? – Монах потянул на себя тумбочку. – Леша!
Добродеев заглянул за тумбочку и сказал:
– Тут еще пара кусочков. Она упала сюда и разбилась.
– Собери в носовой платок. Постарайся не оставить отпечатков. Вон еще один! – Он ткнул костылем в сторону окна. – И еще! Что это было?
– Фарфоровая фигурка, медвежонок или кукла, непонятно. – Добродеев принялся собирать осколки и опрокинул вазу с засохшими цветами. Проворно подхватил ее. Несколько цветков разлетелись по полу. В сердцах он сгреб их с пола и сунул в вазу. Пара стеблей с хрустом сломались, и по комнате поплыл печальный запах сухой травы. – Может, хватит?
Монах был неумолим.
– Нам нужно все. Любая мелочь. Собрал? Теперь загляни в шкаф.
Добродеев открыл дверцу шкафа. Оттуда потянуло нафталином.
– Проверь карманы! – последовала новая команда. – Посмотри, шарфа нигде не видно?
Добродеев вывернул карманы пиджака и куртки. Они оказались пустыми. Шарфа не было.
Не было также ни записных книжек, ни мобильного телефона, ни компьютера, ни писем, ни документов. Ничего. Ничего, что сказало бы хоть что-то о человеке, которого здесь убили. Пусто, безлико, бедно…
Майор Мельник ничего не пропускает. Что и следовало ожидать.