Девушка с пробегом

Как хорошо, что все это — только в голове. А пальцы знают свое дело, пальцы подчищают проводки. Все-таки паршив тот дизайнер, что ничего не понимает в электрике. Просто невозможно спланировать освещение грамотно, если ты не знаешь, что возможно, а что нет. И вот раз ей так приспичило, сейчас он доделает эту чертову розетку и все-таки уедет. В конце концов, даже нарушать “личное пространство Соболевской" не обязательно — у Давида имелась вторая квартира, в которой можно было переночевать. Она, кстати, была более обжитая, чем та, в которой он сейчас жил с Надей и Лисой.

Именно на вторую квартиру Давид уезжал иногда. По тем делам, о которых и самому себе рассказывать было стыдно.

И пусть это были всего три видеозвонка, пусть в них не было ничего интимного. Никто никому не признавался в любви. Мони просто мило щебетала о том, как у неё дела, — все равно было ощущение, что к любовнице сходил и поимел её во всех позах. При живой жене. И так ли далеко было это ощущение от истины?

Ведь он все еще продолжал. А меж тем — уже должен был закончить.

Хотя, что в этом такого ужасного? Ничего же страшного, что он просто все еще ничего не решил. Еще надеялся, что его все-таки отпустит одолевшая его болезнь, это безумное отравление. Или что кончатся силы вести эту войну — в конце концов, противник попался такой, что победа никак не давалась. Чтобы тогда с чистым сердцем ступить на оставленный для отступления путь. Вот только сама его натура, кажется, вообще не намерена была сдавать позиции. А путь для отступления оставался. И с каждым днем это начинало казаться все более предательским фактом, ничего хорошего о Давиде не говорящем.

— Прости меня, мой хороший, — шепчет богиня и целует в шею. Нет, это нужно запретить законом, нельзя прибегать к таким приемам во время извинений. Они вызывают землетрясения, волнения и лишают опоры под ногами. Пять минут назад ты был готовым взорваться вулканом, а сейчас тебе уже хочется зажмуриться и поддаться этой вкрадчивой нежности.

Она не очень-то похожа на себя, и голос у неё совершенно “не её”. Растерянный, виноватый…

Он не успевает сказать ровным счетом ни единого слова, хотя одного этого извинения ему и возмутительно мало. В конце концов, она у него всю душу исполосовала этими своими обвинениями. Хотя, да — хочется поддаться уже сейчас. Но она переживет.

— Я бы и хотела тебе сказать, что ты знал, с кем связывался, — вздыхает Надя, ныряя своими ладонями под руки Давида, — но знаю, что ни черта ты не знал. У меня ведь на лбу не написано, что я ужасный параноик и совершенно не умею доверять.

Её пальцы ползут под его свитер, и Огудалов чуть не задыхается от этой неожиданной и вероломной атаки на его самоконтроль. Хотя вряд ли она сама предполагала, что её жест окажет на него вот такой эффект — но сейчас, когда между ними все было так напряженно, так остро, и совершенно не понятно, чем вообще закончится этот конфликт — уже даже это вызвало очень яркую реакцию. Ясно давая Давиду понять, что вообще-то он сейчас меньше всего хочет именно злиться.

Что самое обидное — это не был жест внезапно шевельнувшегося желания, ведь дальше Надя не лезет — так и прижала свои ладони к его животу, прямо поверх рубашки. Так она просто грела озябшие руки, не в первый раз кстати уже.

И ему бы настоять на дистанции, убрать её руки подальше, но… Его успокаивали эти легкие прикосновения. Трещина, пробежавшая между ними, будто незаметно таяла, оказавшись всего лишь волосом, прилипшим к стеклу.

— И почему же не можешь? — пытаясь отвлечься от совершенно неуместной гормональной атаки, тянет Давид.

— А тебе так нужна эта презентация? — судя по тону, Наде на эту тему говорить не очень хочется.

— Ну, хотелось бы знать, за чьи грехи я огребаю, — в конце концов, возиться с розеткой бесконечно не получается. Приходится отложить и отвертку. И, когда отвлекаться становится не на что, сердце в груди начинает ворочаться еще сильнее.

Еще один вздох достается спине Давида.

— Ну, если тебе так приспичило, мой хороший…

Богиня не говорит ни слова дальше, всего лишь убирает руки из-под свитера Давида. Так и хочется сказать: “Эй, женщина, ты вообще-то виновата, положи на место”.

Но Давид ждет. Терпеливо. Все-таки — ему действительно любопытно.

Надя снова протискивается своей изящной рукой между локтем и ребрами Давида. В её ладони телефон. На телефоне открыта фоточка.

Какой-то парень, какая-то девушка. Обнимающиеся, улыбающиеся, со стаканчиками кофе. Такими увлеченными идиотами можно быть только по молодости. Ну вот и парню на фотке не больше двадцати четырех.

— Это…