Девушка с приветом

— Я ничего не хочу сказать. Вы находитесь в государственном учреждении. И шутки здесь не шутят!

Мысли мои замельтешили быстро-быстро. Так в игральном автомате мелькают картинки, потом они устанавливаются в одну линию, и если все рисунки одинаковые, то ты выиграл, сыпется дождь монет. Картинки остановились. Я выиграла. На меня посыпался благословенный дождь счастливых открытий. Серж не вражеский шпион, а российский разведчик. Его не арестовали, меня не посадят в тюрьму, мои близкие и друзья не пострадают! Я была абсолютной кретинкой и вела себя как законченная идиотка.

Совершенно не к месту меня вдруг обуял истерический смех. Задрожали плечи, потом запрыгали щеки, через секунду я хихикала, а затем, не в силах себя сдержать, хохотала во все горло.

— Я сказал что-то остроумное? — На лице Павла Ивановича не осталось и следа улыбки, оно цементно застыло.

Я хотела сказать, что «нет, ничего смешного вы не сказали», но не могла вымолвить ни слова, только отрицательно размахивала в воздухе одной рукой, а другой зажимала рот, пытаясь успокоиться.

— Юлия Александровна! Я был бы вам крайне признателен, если бы вы объяснились.

Объясниться я никак не могла, потому что нервный смех безо всякого перерыва перешел в рыдания. Я испытывала и стыд, и радость, и громадное облегчение — все в таких количествах, что они не вмещались во мне и выплескивались наружу в неутешных рыданиях. Я по-прежнему не могла произнести ни слова, слезы текли из глаз и из носа потоками, а голосовые связки были заняты тем, что издавали вибрирующие звуки.

Собираясь в тюрьму, я почему-то не сообразила захватить носовой платок. Но у меня было с собой махровое полотенце. Я полезла за ним в сумку и потащила наружу. Вместе с полотенцем выскочили фляжка и злополучная банка с кальмарами. Она упала на пол и покатилась в угол кабинета.

Павел Иванович встал, пошел за банкой.

Поднял и прочитал этикетку.

— Может быть, пригласить врача? — повернулся он ко мне.

Пригласить он, конечно, хотел психиатра, что понятно — мое поведение напрашивалось на диагноз. Впору перевозку из психлечебницы заказывать.

— Сейчас.., минутку. — Я рыдала и сморкалась в полотенце. — Вы не думайте… Все в порядке… Извините.., я объясню.., я не душевнобольная.., я перепутала…

Павел Иванович подошел к столику у окна, открыл бутылку с боржоми и налил воду в стакан. Он нес стакан мне, но машинально сам выпил его по дороге.

Наконец я смогла справиться со слезами, еще раз высморкалась в полотенце и, комкая его в руках, умоляюще посмотрела на Павла Ивановича, который уже занял прежнее место в кресле.

— Я сейчас все расскажу, только, пожалуйста, обещайте мне, что не станете говорить об этом другим.

— Прежде я вас должен выслушать, а потом мы поговорим об обещаниях.

— Но в этом нет никаких государственных секретов, только моя вопиющая глупость. Мне бы не хотелось, чтобы друзья потешались над Сержем.

При слове «Серж» на каменном лице генерала слегка дрогнули ресницы. Если бы я не смотрела на него во все глаза, то этой секундной реакции не заметила.

— Юлия Александровна, я вас внимательно слушаю.

По мере того как я живописала свои подозрения и догадки, а потом и конкретные действия по ликвидации правовой безграмотности и подготовке к заключению, Павел Иванович постепенно оттаивал. Несколько раз он хохотнул, из глаз его почти исчезли огоньки стреляющих в меня лазеров. Но только почти. Он оставался напряженным, не откидывался на спинку кресла и все еще не походил на доброго школьного директора, каким я его увидела в первые минуты. Мне страшно хотелось понравиться Павлу Ивановичу. Но возможно ли на это рассчитывать после представления, которое я устроила?

— Но ведь вам сказала Надежда Петровна, что вас приглашают в Федеральный разведывательный центр. Мне казалось, что все должно было стать ясно после ее звонка.

— Федеральный? А есть еще местный?

Я в этом совершенно не разбираюсь. Одного слова «разведка» хватило, чтобы я чуть в обморок не свалилась.

— Юля, мне послышалось, что вы называете Сашу каким-то необычным именем, что-то вроде Серого?

Если у меня и осталось внутреннее чутье и если ему можно было еще доверять, то оно подсказывало мне — не признавайся, что имя вылетело из самого Сержа в минуту глубокого стресса.

— Я называю его Сержем. Мне кажется, оно подходит ему. Ну, вы ведь знаете, как это бывает между двумя людьми? А он зовет меня Катей или Кэти — ничего общего с Юлей. Тоже считает, что оно мне подходит.

А тетушка намекает, что он, Серж, обзывает меня кошачьей едой.

— Я понимаю, понимаю, — покивал Павел Иванович.

— А почему вы спросили? Что связано с этим именем? Оно было у Сержа, то есть у Саши, раньше, он жил под ним?

— Нет, нет, у него было совсем другое имя.

— А где он работал?

— Знаете что, давайте выпьем! — Павел Иванович поднялся. — Что вы, как врач, рекомендуете, коньяк или валерьянку?

— Коньяк, — не задумываясь, пропищала я.

— Идите сюда. — Генерал подозвал меня к стеллажу с книгами.

Он вынул несколько томов. За ними была спрятана початая бутылка и маленькие серебряные стаканчики.