Девушка с приветом

Хотя более всего мне хотелось обругать последними словами Петра — обидчика моей подруги. Как он мог бросить Ирку, милую, добрую, взбалмошную толстушку? Свои проклятия я сдерживала и, напротив, говорила о Пете почтительно и снисходительно, как о капризном больном. Это было именно то, что желала услышать Ира. Она успокоилась, похвалила меня на прощание: «Какая ты умная, Юлька!» — и еще раз взяла обещание увидеться с Петром.

Я долго не могла уснуть. В голове не укладывалось — у Ирки серьезные конфликты с мужем. В семье Бабановых, как мне казалось, царила полная гармония, основанная на такой же полной противоположности мужа и жены. Петя — двухметровый красавец, косая сажень в плечах, русые волосы и бородка, настоящий Илья Муромец.

Ира — маленькая, пухленькая, но подвижная и юркая. Он спокоен, рассудителен, немногословен, Ира трещит не останавливаясь, сначала говорит, потом думает, что сказала, потом соображает, что сказала не то, что думала, и опять говорит. Петя жену не слушает — он наизусть знает содержимое ее мозгов.

Наше, мое и Пети, отношение к Ирине чем-то похоже: мы обращаемся с ней снисходительно-командно-покровительственно.

И эксплуатируем ее доброе сердце на полную катушку. О Пете говорить нечего — живет как у Христа за пазухой. Но и я в стороне не остаюсь. Потеряла сережку мамину — Ирина перетрясла мою квартиру, нашла в складке обивки дивана. Выискала для моей больничной униформы мягкий отбеливатель, не портящий ткани. В прежние годы, когда все было в дефиците, Ирина часами простаивала в очередях, чтобы купить мне зимние сапоги или джинсы, кальмаров или зефир в шоколаде. Подруга периодически с косметичкой в руках совершает атаки на мою физиономию — хочет красоту мою довести до неземного совершенства. Но тут я стою намертво — никакой боевой раскраски.

Серж, кстати, это отметил. Как-то сказал мне:

— Кэти, ты совсем не пользуешься косметикой. Хотя вначале мне показалось, что, наоборот, ты очень умело ее применяешь.

Я никогда не встречал женщины, которая не красила бы губы и не посыпала бы лицо порошком.

— Пудрой. Я пользуюсь кремом, а губы крашу бесцветной гигиенической помадой с глицерином. А косметику и правда не люблю.

Я рассказала Сержу, что в детстве мы жили в большой коммунальной квартире на Преображенке. Мне и Ире было лет по двенадцать, а нашей соседке Ольге — около двадцати. Каждый вечер, готовясь к свиданию, Ольга усаживалась перед зеркалом и начинала священнодействовать. Мы с Иркой наблюдали. Ольга брала карандаши и кисточки и разрисовывала лицо. Плевала в коробочку с тушью, елозила в ней щеточкой и красила ресницы. Наводила ядовитые зеленые или голубые тени на веках. Красным карандашом обводила контур губ, потом закрашивала их помадой, а сверху жирно мазала блеском. На обычный крем наносился тональный, слегка коричневый, потом — сухая пудра, потом — румяна.

Когда Ольга возвращалась вечером со свидания, все это смывалось с использованием жирного крема и ваты — умываться мылом нельзя, кожа испортится. Тампоны ваты, на которых оставалась стертая с лица краска, были отвратительного цвета: черные — с тушью, коричневые — с пудрой, синие или зеленые — с тенями.

Ирину макияжные процедуры завораживали, ей не терпелось самой поскорее начать краситься, что она потихоньку от родителей и делала. На сэкономленные от обедов деньги покупала косметику и тайком красилась в подъезде. У меня же боевая раскраска вызывала стойкое отвращение. Во-первых, унизительно с помощью акварельных ухищрений делать себя краше, чем ты есть на самом деле. Для кого? Для мальчиков? А почему они для нас физиономии не разрисовывают? Во-вторых, все эти карандашики и кисточки, баночки и тюбики напоминали орудия живописца, то есть Предназначались для предметов неодушевленных — чистых полотен, а я себя числила в личностях высокодуховных. Но самое большое отвращение у меня вызывали те самые ватки со смытой краской. По доброй воле слой грязи на лице носить?

— Ты ведь и волосы не красишь, Кэти, — сказал тогда Серж, — а вначале я думал, что ты делаешь это с большим мастерством.

— Конечно, не крашу. Если лень нос напудрить, то уж волокита с покраской волос совсем не по мне. Я, к твоему сведению, мутантка — ошибка в игре природы. По законам генетики, у человека не могут так разительно отличаться цвет бровей, ресниц и волос на голове, как у меня. Поэтому — берегись: от нас, мутантов, всякого ожидать можно.

— Кэти — ты самая счастливая ошибка природы, — заверил Серж.

Думала об Ирине, но незаметно вернулась к Сержу — мои мысли тянутся к нему, как металлические стружки к магниту. А Иришка, наверное, все еще плачет, размазывает ладошкой слезы по щекам, хлюпает красным распухшим носом. Она боится плакать в голос, чтобы не испугать сына, давится слезами, и у нее дрожат грудь и живот, сотрясаемые задавленным рыданием.