Девушка с приданым.

– Старикам почти по восемьдесят лет, а их сестре – около семидесяти. В доме только восемь комнат. Когда они сказали мне сегодня, что их служанка уходит, я сразу же подумал о тебе, Кейт. Дом небольшой, уютный. Находится в Вестоу. Если ты туда переедешь, то будешь всем обеспечена. А теперь дыши ровно, Кейт. Вот так… Да. Все будет хорошо.

Дэвидсон повернулся к Родни:

– Это ее немного успокоит. Все они хотят попасть в хороший дом. Маленькая бедолага! Она и сама почти ребенок.

– Вы ее давно знаете? – спросил Родни, поворачивая лежащую так, чтобы легче было принимать роды.

– Да. Выросла, можно сказать, на моих глазах. Все здесь знают Кейт Ханниген. Она первая красавица и вообще… Когда-то была чудным ребенком. Меня всегда удивляло, как у старого Тима Ханнигена может быть такая милая дочурка. До вчерашнего дня я не знал, что она попала в беду. Признаюсь, я удивлен. Она всегда казалась мне другой, непохожей на остальных. Кейт была тихой, мечтательной девочкой. Я считал, что ей здесь не место. Она не гуляла с парнями. Напротив, избегала их общества. Впрочем, если бы парни осмелились подбивать клинья к дочери старого Тима, я им не завидую. А теперь вот… Бедная Кейт!

Доктор Дэвидсон свободной рукой осторожно убрал длинную прядь каштановых волос с лица девушки. Другой рукой он нащупал ее пульс.

– Слишком слабый, – пробормотал он. – Что с ней случилось?

– Не знаю, – сказал доктор Принс. – Я не смог ничего существенного у нее выведать. Кейт пришла домой только вчера. До этого она работала в меблированных комнатах в Ньюкасле. Ее мать думала, что она до сих пор там служит. Кейт не бывала дома уже несколько месяцев: находила различные предлоги, чтобы не видеться с родителями. А потом явилась как снег на голову. Учитывая этого «зверя», сидящего сейчас внизу перед камином, в ее нежелании ставить родителей в известность о своей беременности нет ничего противоестественного. Я думаю, что работный дом был бы для нее даже предпочтительнее, но Кейт боится его до смерти.

Улыбка угасла на лице доктора Дэвидсона.

– Вы ведь мало что знаете о работных домах? – спросил он коллегу.

Родни не ответил, занятый пациенткой. Движения его рук были быстрыми, расчетливыми. Он собрался с духом и начал мягко сжимать тело роженицы.

Прошло несколько минут…

Наблюдавший за ним Питер Дэвидсон думал: «Хорошие руки… Не дрожат. Он явно нервничает, натянут, словно лук… Что на него так подействовало? Чудной малый! Почему он занял место Келли, когда Андерсон перебрался в Вестоу? Хочет написать книгу на основе полученного здесь материала? Деньги, очевидно, его не интересуют. Старый болтун Ричардс говорил, что у него не меньше двух тысяч годового дохода ренты… Вот так-то! Две тысячи в год!»

Перед взором врача предстало видение ярко освещенной, сияющей белизной клиники, оснащенной новейшим оборудованием. Питер Дэвидсон не понимал, что нужно здесь этому богачу. Он не казался помешанным на благотворительности человеком.

«Какова ни есть его цель, а я могу биться об заклад на что угодно, что его великосветская жена этого не одобряет».

– Бесполезно, – поднимая глаза, сказал Родни. – Застрял… Надо резать…

Он кивнул головой в сторону роженицы.

Дэвидсон передал ему острый медицинский скальпель. Инструмент опустили в спирт. Руки Родни вновь тянули и сжимали тело Кейт. Ему уже не было холодно. На лбу выступили капли пота. Струйка, сбежав по брови, закапала ему на руку. Родни подтянул подбородок к груди. Заостренный кончик бороды теперь лежал на рубахе, прямой, словно стрела…

«Немного… еще немного…» – подбадривал себя доктор Принс.

Головка… Дальше… Дальше… Легче…

«Надо поторопиться, а то она долго так не протянет».

Дэвидсон встревоженно щупал ее пульс.

«Так… Так… Еще немного… Черт побери! Не капризничай! Вылазь!»

Руки врача тянули и сжимали. Пот щипал ему глаза. Кровь забрызгала рубаху.

На лице доктора Дэвидсона отразилось сострадание. Бедная Кейт! О, ребенок почти вышел из утробы матери… Врач оказался на высоте. Даже если бы девчонка заплатила за услуги акушера сотню фунтов, она и в таком случае не получила бы лучшей помощи.

– А-а-а!

Это было восклицание не только триумфа, но и облегчения. Родни медленно извлек из утробы матери красное тельце, покрытое серебристой слизью. Секунду оно лежало на его руках. Девочка. Ее назовут Энни Ханниген. Этот случай поспособствует, а затем нанесет большой вред его карьере…

Кухня