Девушка с приданым.

– Простыней больше нет, – сказала акушерка, засучивая и так высоко закатанные рукава на своих толстых руках.

Как он только осмеливается разговаривать с ней в таком тоне?! Она помогала роженицам уже тогда, когда этот чертов докторишка еще сам писал в свои чертовы пеленки. Вот уже битых два часа Дорри Кларк только и слышала от него: сделай то да принеси это, – словно лежащая перед ним на кровати Кейт Ханниген – герцогиня Коннахт, а не потаскуха, которая, если соизволит, разродится ублюдком. Сама Дорри была уверена, что случится это не раньше, чем через пару часов. Она торчит без дела в этом доме почти с полудня. А сегодня ведь сочельник! И ей ужасно хотелось промочить горло чем-нибудь горячительным. А этот молодой свинтус только и делает, что помыкает ею. «Подержите здесь, миссис Кларк… Подтащите с вашей стороны, миссис Кларк… Зажгите огонь, черт побери, миссис Кларк…» Да, он осмелился чертыхаться при ней! Доктор Келли (упокойся он с миром!) даже пьяный никогда при ней не чертыхался. Скорее уж от него можно было бы услышать: «Пропустите стаканчик, миссис Кларк. Вам не помешает». Он был настоящим джентльменом, не то что этот. Долго ему здесь не протянуть, но сегодня он еще попьет из нее кровушки. Черт его побери! Ей нужно промочить горло, чего бы это ни стоило.

В живом уме Дорри Кларк родилась спасительная мысль. В комоде у Сары Ханниген есть пара простыней. Можно будет обстряпать выгодное дельце, заработать деньжат и при этом ускользнуть ненадолго, хотя бы на пять минут, из-под неусыпного ока этого выскочки. Полное, покрытое нездоровым румянцем лицо расплылось в масляной улыбке.

– В этом доме не осталось больше ни тряпки, но под залог я могу предоставить в ваше распоряжение две собственные простыни. Если хотите, я могу сейчас же сбегать за ними. У меня сердце кровью обливается при виде страданий этой несчастной.

Акушерка мотнула головой в сторону скрюченного тела, лежащего на кровати.

Врач не шевельнулся. Он продолжал сидеть, сгорбившись, над постелью роженицы. Даже не поднял склоненной головы. Только темные глаза пристально уставились на Дорри Кларк из-под кустистых бровей и густых черных волос.

«Боже правый! – пронеслось в голове у Дорри. – Он смотрит, как нечистый. И впрямь похож на дьявола: темные глаза, продолговатое лицо, бородка клинышком… Он такой молодой и импозантный. Пресвятая Богородица! Мне определенно надо выпить».

Впоследствии Дорри Кларк не могла решить, что же послужило причиной падения. Возможно, она попросту поскользнулась на чем-то осклизлом, а возможно, слова доктора вывели ее из себя до такой степени, что, тяжело ступая вниз по узкой темной лестнице, Дорри оступилась и очутилась лежащей на полу кухни Ханнигенов. Тим Ханниген сидел в деревянном кресле возле очага. На его лице застыло всегдашнее выражение недовольства всем и всеми. Пожалуй, сейчас оно было сильнее, чем обычно. Тим даже не поднялся с места, чтобы помочь упавшей встать.

Сара Ханниген склонила над акушеркой свое измученное жизнью лицо:

– Вы сильно ушиблись, Дорри?

Акушерка молча поднялась с пола, накинула на себя пальто, которое до этого висело на крючке, приколоченном к кухонной двери, и туго повязала голову платком. Сара Ханниген растворила перед ней ведущую на улицу дверь, и Дорри, низко согнувшись, поковыляла под валящий с неба снег. Она так злилась, что даже не чувствовала тупой боли в ушибленном колене.

Она, видит Бог, расквитается со сволочным молокососом, даже если на это уйдет вся ее жизнь…

– Миссис Кларк! – сказал тогда врач. – Я не позволю пьяной акушерке принимать роды. Что же касается простыней, то я не собираюсь их рвать. Мы их просто одолжим на время. Понятно, миссис Кларк?

Дорри всю трясло. Впрочем, виной тому был не снег, который кружился и танцевал в воздухе. Ей совсем не было холодно. Суеверную акушерку испугала мысль: «Иисус, Мария и Иосиф! Как он мог догадаться? Положим, выскочка слышал, что я люблю пропустить стаканчик, но о простынях он точно не мог ни от кого узнать. Боже правый! Отец О’Молли на проповеди говорил, что дьявол ходит по земле и принимает множество обличий… Он – дьявол! Ой! Отец О’Молли говорит, что с кознями дьявола надо бороться. Боже мой! Я должна побороть дьявола!»