— Из-за Ли и прочих дел. Из-за машины. Ты знаешь, что я имею в виду. Я не пытаюсь сейчас причинить тебе боль, Анджелина. Я просто стараюсь объяснить.
— Но почему это вдруг подействовало на тебя? Раньше ведь такого не было.
— Но это было раньше. Очень давно.
— Не очень. У нас ничего не было давно. Мы провели вместе всего три дня.
Она смотрела вниз, чертя носком туфельки узор на тротуаре. И я заметил, какими потертыми и грязными были ее туфли. Белые туфли не приспособлены для путешествия на попутных машинах.
— Да. Всего три дня. Но тогда я не любил тебя. А теперь люблю.
Она ответила после минутного раздумывания:
— У меня то же самое. Боб.
— Ты уверена?
— Да. Вот почему я сюда приехала. Я надеялась увидеть тебя снова. Я считала, есть шанс, что ты все же приедешь сюда, а не отправишься в какое-нибудь другое место.
— Ты не ненавидишь меня за то, что я сказал и сделал?
— Нет. Теперь нет. Думаю, я наконец поняла, в чем дело. И поэтому я здесь. Но ты больше так не поступишь. Боб? Я не переживу этого больше.
— Нет. С этим покончено.
Я скрыл от Анджелины страх, но себя не обманешь. Где гарантия, что это больше не случится? Как можно быть уверенным?
Глава 18
Дежурный посмотрел на меня с подозрением, когда я пришел снова зарегистрироваться, на этот раз с Анджелиной, и попросил двойной номер. Мое заросшее, разбитое лицо с очевидными следами двухнедельного пьянства и жена, которая появилась неожиданно без всякого багажа, — все это было немного чересчур, чтобы не вызывать сомнений. Однако он преодолел их и поселил нас в комнате с видом на берег.
Когда мальчик, провожавший нас, ушел, я поднял Анджелину на руки и сел в кресло у окна, держа ее на коленях. Мы долго молчали, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к морскому прибою.
— Ты будешь обнимать меня всегда, да? — спросила она наконец. — Вот так, чтобы я забыла про прошлую ночь и про предыдущую.
— Они были плохими?
— Ужасными! Я пыталась не думать о том, что больше не увижу тебя. Но ведь нельзя заставить себя не думать, верно?
— Да. Невозможно выбросить из головы мысли.
— Тебе не хватало меня, Боб?
— Да.
— Очень?
— Очень. И кроме того, я винил себя в том, что причинил тебе боль. И я думал, что с этим мне придется жить.
— Не думай теперь больше об этом. Она откинулась на мою руку и легко пробежалась пальцами по рубцам и синякам на моем лице:
— Бедное, бедное милое лицо, все разбитое!
— Мне не больно.
— Скажи мне, кто это сделал, и я выцарапаю ему глаза!
— Давай забудем про мое лицо и поговорим о чем-нибудь более приятном. О твоем например!
— Нет, это нельзя забыть. И я вылечу все твои синяки. У тебя прекрасное лицо, и я его люблю!
Мое лицо меня нисколько не интересовало, и я поцеловал Анджелину. Это изменило сразу предмет обсуждения для нас обоих. Интересно, почему, когда я ее целую, это сразу все затмевает так, как виски не может никогда?
Зазубрины, которые оставили факты и острые углы реальности, становились расплывчатыми и смягчались, и шумы становились приглушенными.
— Я так тебя люблю!
— Что ты чувствуешь. Боб? Тебе не кажется, что мы куда-то мчимся? Будто летим среди разноцветных облаков?
— Сейчас мне кажется, что у меня высокая температура и я наглотался хинина. Все в каком-то тумане, и мои уши горят.
— Ну, это звучит не очень красиво. А может быть, тебе нужен доктор?
— Ладно. Позови доктора.
— Нет. Но я хочу, чтобы тебе стало лучше. Я хочу, чтобы ты увидел краски. Большие цветные облака, которые парили бы вокруг и перетекали друг в друга. Я не думаю, что мужчины получают удовольствие оттого, что влюбляются. Ты не видишь красок?
— Нет. Прости, но не вижу.
— Даже если закроешь глаза?
— Я не закрывал. Кажется, не закрывал.
— Поцелуй меня, закрыв глаза.
Я поцеловал ее снова, не закрывая глаз, но это не имело значения. В этом поцелуе сочетались страсть и удивительная нежность. У меня перехватило дыхание, но все было по-прежнему.
— Видел цветные облака?
— Нет. — Я покачал головой.
— Бедные мужчины! Они не получают удовольствия. Не видят красок!
— Я вижу все краски в тебе. Твои волосы дивного цвета. Они лишь немного светлее дикого меда.
— Это очень здорово, но все же не то же самое. Ты не видишь красок. Ты их чувствуешь.
— Я могу видеть твои волосы и чувствовать их. Они касаются моего лица.
— Мне это тоже нравится. Завтра я постригусь, и тебе это понравится еще больше.
— Нет, не понравится. Лучше, чем сейчас, быть не может. И давай не будем говорить о завтрашнем дне. Сейчас не время строить планы на будущее.
— Почему?
— Составление планов требует очень большого напряжения мыслей.
— Я не хочу слышать ничего о мыслях. Я просто хочу, чтобы ты меня целовал.
— Правильно. Больше поцелуев — меньше планов.
— Ты не можешь строить планы, когда целуешь меня?
— Честно говоря, не могу.
— Почему?
— Как я могу целовать тебя и делать одновременно что-нибудь еще?
— Тогда не будем строить сейчас планы относительно моих волос. Сейчас не будем.
— Точно.
— Ты испытывал что-нибудь подобное с другими, Боб?