Тристан тяжело вздохнул и снова уперся затылком в стену, охваченный разочарованием. На мгновение он понадеялся, что Лили приехала, потому что любит его и хочет быть рядом.
— Я подумала, ты захочешь увидеться с ним напоследок, — пояснила Лили, продолжая покачивать малышку в знакомом всем матерям ритме, древнем, как само время. — Пока не стало слишком поздно.
— Ты зря старалась, — огрызнулся Тристан. — Хуан Карлос может отправляться в ад, я не собираюсь провожать его до калитки. Лучше скажи, как ты узнала, где меня искать?
— А как жены обычно узнают, где носит их мужей? — иронично спросила Лили. — Смотрела репортаж о землетрясении по телевизору и заметила тебя на заднем плане.
— Значит, моя игра закончена. Репортеры растрезвонят…
— Уже растрезвонили. Это имеет значение?
— Да, — сказал он, снова ссутуливаясь под грузом усталости. — Я не знаю. Вероятно.
— Почему? Что плохого, если мир узнает, что легкомысленному плейбою‑миллиардеру Тристану Ромеро небезразличны страдания других людей?
— Да ну? — Тристан поерзал на скамейке, стараясь облегчить боль в спине, плечах, руках и сердце. — А если это всего лишь новый имидж, свежий рекламный трюк?
— Я верю, что тебе не все равно.
— Хорошо, — признал он. — Мне не все равно. Но что толку, если я не могу помочь людям, которые мне небезразличны? Я подвел тебя вчера, наговорил лишнего. Теперь яд из моего прошлого отравил и твою жизнь, разве не так?
— Не так! Я вообще не должна была втягивать тебя в это, но, по крайней мере, теперь я поняла, что для меня важнее всего…
Двери церкви распахнулись, раздались торопливые тяжелые мужские шаги.
— Сеньор Ромеро!
Лили первой поднялась навстречу заплаканному Дмитрию, протянула ему руку:
— Дмитрий, что случилось?
— О, маркиза, — всхлипнул он. — Они… нашли Андрея.
Тристан тоже встал и стоял неподвижно, смуглое лицо под слоем грязи побледнело и напряглось. С болезненной ясностью Лили вспомнила, как в Барселоне он смотрел в больничное окно, точно так же пытаясь удержать эмоции под контролем. Как она, идиотка несчастная, могла принять это за равнодушие?
— Живой? — коротко спросил Тристан.
— Да. Обезвожен. Врачи ставили ему капельницу, говорят, скоро он будет здоровый. Как Эмилия?
— В порядке, спит, — мягким, утешающим тоном сказала Лили. — Ох, Дмитрий, какая же она красивая…
Внезапно выражение осторожной радости на лице Дмитрия погасло. Огромный водитель потупился, беспомощно поковырял пол носком ботинка:
— Теперь у детей никого нет.
— А как же ты? — спросила Лили, передавая ему ребенка.
Дмитрий неуклюже принял племянницу. Его руки казались слишком большими и грубыми для хрупкой ноши, и вся могучая фигура выражала мучительное непонимание, что с ней делать дальше.
— Я не могу, — признался он наконец, с надеждой протягивая малышку обратно. — Мужчин в Казакизмире не учат смотреть за маленькими. Я не знаю, как начать сейчас, после много лет без жены и семьи. Но вы можете заботиться о ней, маркиза.
— Это исключено. — Тристан, который отошел на несколько шагов, яростно повернулся к жене и водителю. — Я не буду действовать в обход закона.
— Простите, — виновато пробормотал Дмитрий. — Простите. Я не должен был просить. Чудо, что они не пострадали, просто я волнуюсь, что с ними будет…
— Не нужно извиняться. — Лили положила руку на локоть великана. — Постарайся пока себя не мучить. Слишком рано планировать будущее двойняшек, но я позабочусь о них, пока мы не найдем решение.
Когда улыбающийся Дмитрий вышел, Лили положила Эмилию в колыбель, сколоченную кем‑то наспех из церковного инвентаря, и подошла к Тристану, который, зажмурившись, стоял у стены рядом с алтарем.
— Ответ на все твои молитвы, — горько сказал Тристан, не открывая глаз. — То, что ты хочешь больше всего на свете. И что я не могу тебе дать.
Лили чувствовала боль, которая пока пряталась в темных уголках ее души, ждала момента, чтобы нанести последний удар. Она остановилась перед Тристаном, молитвенно сжав руки.
— Все нормально. Я понимаю. Ты не хотел жениться. Не хотел детей. Не скрывал, что не любишь меня. У тебя нет никаких причин помогать мне с усыновлением.
Синие глаза мужчины распахнулись. Он оттолкнулся от стены, схватил жену за плечи, впился ей в лицо взглядом, в котором она прочитала страдание. И, как ни странно, нашла в этом основание для робкой надежды.
— Да нет же! Я люблю тебя сильнее, чем когда‑либо считал возможным любить кого‑то! И это убивает меня, потому что я не могу исполнить твое единственное желание. Любовь обязывает меня сделать то, что лучше для тебя, то есть исчезнуть из твоей жизни.
— Нет!
— Да. — Тристан легонько встряхнул Лили. — Нам нельзя рисковать. Что, если я стану таким же, как он?
— Твой отец?
— Он и все мужчины Ромеро до него. Ты была права, когда сказала, что мной руководит страх. Я боюсь, что этот образ мыслей, поведения каким‑то образом запрограммирован в моем мозгу и однажды вылезет наружу вне зависимости от того, хочу я этого или нет.
Надежда засияла чуть ярче, маленьким огоньком в кромешной тьме.
— Не вылезет, — ответила Лили улыбкой на тревожный взгляд синих глаз.