Девушка с экрана. История экстремальной любви

Александр Минчин Девушка с экрана. История экстремальной любви

Я был тем, с кем ты изменяла.

Теперь я тот, кому ты изменяешь.

Творительный падеж поменялся на дательный.

Давательный…

А. М.

Октябрь, тоска, грязь: Москва — бывшая столица бывшей Империи, лежащей в руинах. Год — не важен, иногда вся жизнь умещается в минуту. Или в один миг, в одно мелькание. И в это мелькание я взглянул на экран.

На экране показывали рекламу, отрывок из фильма «Ловушка для кошки». Я не бывал в этих палестинах много лет. Как все переменилось. Обнаженная девушка показывала свою восхитительную спину. Таких спин я никогда раньше не видел. Талия уникально выточена. «В главной роли Арина…» — скороговоркой проговорила дикторша. Далее шла реклама шоколада. Фамилию девушки с обнаженной спиной я пропустил. Но вместе с ней играли самые известные актеры Империи.

«Вот и у них появились обнаженные кадры», — подумал я, отрешенно двигаясь между ванной и кухней — в чужой квартире. Спустя какое-то время, на экране я опять увидел ту же рекламу и услышал: «Фильм будет демонстрироваться в четверг. В главной роли Арина…» Обнаженная спина. Фамилию я снова пропустил. Впрочем, какая разница, через пять дней я уезжал. Актрисы на экране и в жизни — представляют собой совершенно разные зрелища. Какая глубина мысли! Тошнит от самого себя. Моя депрессия длится уже второй год. Скрытая, страшная, суицидальная депрессия. Я только ждал, когда можно будет… свести все счеты.

Я сидел посреди Империи один, не пущенный изменницей на порог ее квартиры. В октябре, когда тоска и слякоть, уныние и грязь. И думал: зачем я тут?

Бездумно перебирая страницы записной книжки, набрал телефон Веры Баталовой.

— Думала, никогда вас больше не услышу.

— Я хотел бы прийти в театр. Слышал, что у вас идет нашумевший спектакль «Рыцарша».

— Да, но я там не играю. Впрочем, если хотите… Он идет десятого числа.

— Хочу.

— Вы будете один или?..

— Вдвоем, с вами.

— Это вовсе не обязательно.

— Мне будет приятно…

— Мне тоже.

— Вера…

— Я вас слушаю.

— Есть такой фильм «Ловушка для кошки». Главную роль играет актриса, которую мой приятель-продюсер хотел бы посмотреть.

— Я не слышала об этом фильме, я мало хожу в кино. Но если смогу что-то узнать, я вам сообщу.

— Спасибо. За полчаса перед входом у театра?

— Мне не нужен никакой опознавательный знак?..

— Думаю, я вас узнаю.

— Прошел всего лишь год!..

Я невольно улыбнулся и попрощался. Не предполагал, что ее как-то может взволновать наша встреча. Хотя, смотря что из нашей встречи волновало ее. Скорее всего — моя статья о ней.

В плаще с опушкой она появилась у театра сияющая. К ней сразу бросились поклонники. Небрежно раздав, разбросав несколько автографов и убедившись, что я это видел, она подошла и чмокнула в щеку. Улыбнулась, неожиданно очень тронув меня:

— Я вам принесла шоколадку. У нас осенью еды вообще никакой нет. Или по безумным ценам.

Я не ем шоколад, но из вежливости и признательности взял, поцеловав ей руку. И сделал зарубку в памяти — подарить ей что-нибудь запоминающееся. На любое внимание я всегда отвечал утроенным.

Нас провели на лучшие места, по театру сразу пронесся шелест-шорох: Баталова пришла, Баталова в зале. Едва мы сели, свет стал гаснуть. Еще не придумано такой конструкции зала, при которой каждому зрителю хорошо видно то, что происходит на сцене. К чему я это?.. Спектакль начался. Вера положила руку на подлокотник, коснувшись моего локтя, и вздохнула.

Занавес открылся. К знаменитой актрисе, кажется, народной, вся в слезах, подползала Тая. Она играла главную роль, но зрители пришли смотреть не на нее, а на народную. Кроме меня. Тая извивалась на полу. И вот в этот момент — как глупо — я хотел ее назад, я хотел, чтобы она вернулась. Хотя возврата в прошлое не бывает. В одну и ту же воду нельзя войти дважды.

Тая молила, плакала, корчилась, не хотела «продавать себя генералу за обеспеченную жизнь». (Возможно, за роли…) А в финале даже вызвала у меня комок в горле. И, сиди я один, может, дошло бы и до слез, которых не нужно стесняться. Хотя что я оплакивал, мелодраму на сцене или свое трагикомическое прошлое? И что меня тронуло больше: ее героиня и страдания девятнадцатого века или неожиданно гибкая изменница — в веке двадцатом?

Зал разразился аплодисментами. Вера наблюдала за мной с легкой ревнивинкой. Я не хлопал. Я не аплодирую предавшим. Тая кланялась отрешенно, а мысли ее, казалось, не здесь. Возможно, она еще была в роли, а может, играла отрешенность. Она иногда очень глубоко уходила в роль — так глубоко, что и не подумать было, что это — роль. Народной актрисе подносят цветы; ее партнерша смотрит в зал и неожиданно пересекается взглядом с Верой.

— Да, — наклонилась моя спутница, — пока не забыла: актрису зовут Арина Шалая, она в театре на Юго-Западе. Можно позвонить прямо в театр.

— А это удобно?

— Если скажете, что вы от продюсера из Америки, — для вас сделают все!