- Это что за цирк был? - строго спросил я.
- Какой цирк? - Она удивленно посмотрела на меня поверх воображаемых очков.
Не было ничего, мне померещилось, пить надо меньше - это сквозило в ее глазах.
- Лежишь, читаешь?
- Лежу, читаю, - кивнула она.
- А я дурак.
Рита цокнула языком, насмешливо глядя на меня. Мы живем в свободной стране, и я имею право поставить себе любой диагноз, а она, так уж и быть, согласится с ним.
- Но я не дурак.
Я подошел к ней и провел пальцами по футболке. Мокро у нее там на груди.
- Ты что делаешь? - возмущенно спросила она.
- Белила смывала?
- Какие еще белила?
Я стремительно повернулся к двери, меня шатнуло, но торшер с бамбуковым плафоном помог устоять на ногах и продолжить путь. В стойке светильника, правда, что-то треснуло, но я не придал этому значения.
Раковина в ванной была мокрой, вокруг нее высыхали разводы после тряпки, которая лежала за тумбой, воткнутая в зазор со стеной. Этой же тряпкой Рита протерла наспех и пол, после того как умылась.
Я вернулся в детскую. Рита на меня даже не взглянула. Лежит, читает, с умильной улыбкой пощипывая себя за мочку уха.
- Ты умывалась! - сказал я.
От книги она оторвалась не сразу, ее взгляд, казалось, отлипал от строчки буковка за буковкой, как щупальце кальмара - присоска за присоской.
- И что? Тебе жалко воды?
- Мне жалко себя! - Я постучал себя по голове, но к звуку не прислушался.
А зря, возможно, там, под скальпом пустота: Рита ела мой мозг большой столовой ложкой.
- Кто ты такая? Как тебя зовут?
- Ты можешь звать меня Ритой.
- Какого ты года рождения?
- А какого тебе нужно?
- Все! Иди! - Я решительно показал пальцем на дверь.
- Куда? - Рита не столько спрашивала, сколько взывала к моему благоразумию.
Как бы мне потом жалеть не пришлось, внушала она.
- К своему чертовому дедушке!
- Дедушка уже умер.
- Вот к нему на кладбище и иди!
Рита резко поднялась, опустила ноги на пол и замерла. Уронила голову на грудь, тихонько всхлипнула, из глаз потекли слезы. Обычные слезы живого человека, наверняка теплые, как молоко матери. Рита, возможно, даже не знала вкуса этого молока, не кормила ее мать, не прижимала к своей груди, не пела колыбельных песен, а я, стоеросовый пень, посмел обидеть несчастную сиротку.
- Извини.
Я подсел к ней, обнял за плечи, она прильнула, положила голову на плечо. Я замер в страхе пошевелиться, спугнуть момент, душа развернулась, как теплый плед, под которым Рита могла укрыться от холода и бездушия шумящего за окном мира. Я ее укрою, закрою от бед.
- Фу! - втянув носом воздух, фыркнула она. И отстранилась, скидывая с плеча мою руку. - Что вы там пили?
- Да все как обычно.
- К тебе даже спичку не поднесешь, - улыбнулась она.
- Я буду дышать в себя.
- Ты же не рыба.
- А рыба дышит в себя?
- Рыба дышит водой.
- Водой, - кивнул я, вспоминая бред Антона.
Русалка, озеро, прорубь, вода на дороге. А русалка тоже дышит водой, вернее, кислородом из нее. И Елена Тихомирова - русалка, если ее утопили… Но Тихомирова мертвая, а Рита живая. Все у нее теплое - и слезы, и дыхание, и кровь. И не чеснок ее отпугивает или там запах ладана, а сивушный перегар.
- А ты дышишь водкой, - засмеялась она.
- Иногда. По праздникам.
- Не оправдывайся, мне все равно.
- Тебе нужен папа-алкоголик? - в шутливом тоне спросил я.
- Папа нужен, - улыбнулась она. - Алкоголик - нет.
- А муж?
Я прикусил язык, но было уже поздно, слово вылетело - не поймаешь. Рита косо глянула на меня, улыбка сошла с ее лица, губы беззвучно шевельнулись.
«Дурак!» - услышал я. И даже согласился.
Рита легла на кровать и, вытягивая ноги, нарочно пнула меня. Оправдываться было глупо, я просто поднялся, собираясь уходить. Рита могла запустить в меня тапочку, даже показалось, будто она тянется за ней. Я глянул на нее, открывая дверь, но девушка лежала неподвижно, глаза выискивали строчку, с которой продолжался текст.
Мы с Антоном пили конскими дозами, водки осталось совсем чуть-чуть, а вся закуска валялась на полу. Но в холодильнике оставалась колбаса, сыр, в шкафу, в хлебнице, ожидал своей участи нарезной батон. Я взял нож, но рука дрогнула, лезвие скользнуло по пальцу, выступила кровь.
Палец я перевязал, но за нож больше не брался. Достал телефон, позвонил в пиццерию. Девушка на том конце провода понимала меня плохо, переспрашивала, видно, язык мой, заплетаясь, свился в кольцо. Но заказ был принят, я даже оплатил его, надо будет всего лишь дать «на чай» курьеру. Я приготовил деньги, вернулся в гостиную, глянул на перевернутый стол, поставил его на место. И сел на диван. Сейчас посижу немного, а там и пиццу подвезут…
Глава 4
Я проснулся в темноте, на диване, в положении на боку, под головой подушка, один край пледа укрывал мои пятки, другой стелился по полу. Над головой простучали каблучки, опять соседка куда-то собралась или, напротив, уже вернулась с вечеринки, где кеды и балетки - о, ужас! - считаются моветоном. Но соседка меня интересовала мало, переживать сейчас я мог только за Риту. Вдруг она ушла, оставив меня наедине с хаосом в голове.