Дарья спустилась вместе с Власовым со ступенек кафе, портье уже уложил в машину его багаж, получил чаевые и отошел. И тут Дашка вспомнила о подарке.
– Ах да! – Она достала книгу, завернутую в пакет, и протянула ему. – Это вам.
Он вытащил книжку с большой осторожностью, рассмотрел обложку и спросил:
– Стянули у девочки Лизы?
Дашка заглянула ему в глаза, и они одновременно прочувствовали, проживали этот момент, в который кончилась их Италия.
– Нет, – ответила она. – Это новая. Я доделала ее здесь.
Он наклонился и поцеловал ей руку, и у Дашки защемило сердце, потому что это был не тот почтительный и легкий поцелуй, которым Власов в эти дни целовал ей руки. Это был поцелуй восхищения, искренней благодарности за проведенные дни и грустного прощания, как навсегда.
У Дашки что-то плакало внутри, она чувствовала эту сладко-горькую щемящую печаль от невозможности вернуть ушедшие дни, прожить еще раз.
Мужчина поднял голову, посмотрел ей в глаза, разделяя ее грусть, легонько пожал руку и пошел к машине. Даше так сильно захотелось его поблагодарить, по-настоящему, так, чтобы он услышал и понял, и она окликнула:
– Власов!
Он обернулся, и Дарья поделилась благодарностью.
– Это было красиво! – с особым чувством сказала она.
Даша смотрела вслед уезжающей машине и тихо благословила его.
Он подарил ей Италию, их Италию, одну на двоих.
Он преподнес ей как дар воплощение прекрасной девчоночьей, всегда несбыточной мечты о красивости, о романтическом ухаживании! И окрасил тонким, изысканным и глубоким вкусом и ароматом позапрошлого века, уважительным «вы».
Он сотворил это чудо – их Италию в солнечно-голубых искрящихся тонах, пронизанных тонкими переживаниями великолепной красоты и силы.
Они прожили четыре дня итальянских каникул, отпустив прошлое, не бренча регалиями и достижениями сегодняшними и не думая о будущем, – полной мерой наслаждаясь каждым мгновением этих дней, совместными переживаниями, одним дыханием. И у них у обоих теперь есть и останется навсегда эта их Италия.
И эти четыре дня.
Дашка не могла уснуть ночью, она спустилась в сад, села на скамейку под розовым кустом, прикрыла глаза и позволила тихой, какой-то высокой печали протекать через себя, как теплый солнечный луч в раскрашенной всеми красками уходящей осени.
Дашка плакала, проживая в воспоминании эту Италию, хорошо, Катьки рядом не было, а то стала бы пугаться ее слез, суетиться, расспрашивать. А этой их с Власовым Италией Дарья не могла ни с кем делиться, кроме одного человека – участника, так не дававшегося Лизке определения: «непосредственного».
Пользуясь Катькиным отсутствием, Дашка потихоньку начала ходить, хотя эти переползания лишь условно можно было назвать ходьбой.
Держась левой рукой за койку, она пробовала передвигаться вокруг кровати, стараясь не сильно наступать на загипсованную ногу, не тревожить плечо и перетянутые ребра. Еще то «спортивное» занятие!
Больно, страшно, швы чешутся, под гипсом чешется вообще немилосердно, а ребра напоминают о себе при каждом движении!
«Красота, среди бегущих первых нет и отстающих!»
За данным занятием, в момент экстремального трюка – отцепиться от бортика кровати и проковылять к тумбочке – Дарья была застигнута Антоном Ивановичем.
– Молодец! – похвалил он и посекретничал: – Вообще, после таких травм и при ослабленном организме и таком сотрясении не рекомендуется, но от себя скажу тебе: чем больше будешь двигаться, тем скорее поправишься, только двигаться тоже надо грамотно. Давай-ка покажу!
Он показал, как правильно, поводил ее, поддерживая, по палате, помог лечь и осмотрел.
– Ну что, Дарья Васильевна! – вынес бодрый, оптимистичный вердикт врач. – Молодцом! Завтра гипс с плеча снимем, швы затянулись великолепно! Думаю, надо пригласить пластического хирурга, чтобы он пошлифовал, убрал шрамчики мелкие от порезов на лице. Ну, это на следующей неделе. И что?
– Что? – не поняла Дашка.
– Через недельку – дней десять на выписку, красавица! Гипс с ноги, может, и снимем, но будьте осторожны: такие сотрясения быстро не проходят. Ну, я тебе все подробненько распишу при выписке.
– В Италию можно лететь? – спросила Дашка с надеждой.
– Сбрендила? – по-простецки возмутился врач. – Какое лететь? Какая Италия? Дома в кроватке, и по квартире чапать с повышенной осторожностью!
– Ну, дома так дома, – вздохнула Дашка.
Кстати, вопросец-то насущный! Бабушка с Лидией Ивановной вполне еще бодры и веселы, но не до такой степени, чтобы за ней постоянно ухаживать. Значит, придется Катьке в Москве сидеть. Фигово. Совсем Даше этого не хотелось.
Ну что ж! Домой доберется, там решит, что делать дальше.
И, радуясь хорошим медицинским новостям, Дарья погружалась в следующие воспоминания, как наяву.
Где-то через неделю после отъезда Власова Дарье позвонила начальница Татьяна Анатольевна, с ходу ошарашив напором, новостями и требованиями:
– Дарья, ты должна прилететь!
– Что, пожар на Спасской башне или матросы взяли Кронштадт? – заранее зная ответ, пыталась по инерции отшучиваться она.