Девушка под сенью оливы

Машина медленно двигалась по городским улицам. Пенни готова была провалиться сквозь землю, выпрыгнуть из машины и бежать куда глаза глядят, только чтобы не видеть холодного презрения на лицах людей, стоявших на тротуарах. Да, все пошло совсем не так, как она предполагала. Сгорая от стыда, Пенни отвернулась в сторону, и в этот момент увидела в толпе лицо, которое никогда не спутает с тысячами других лиц. О нет! Невероятно! Этот прямой нос, впалые щеки, темные волосы, покрытые цветастым шарфом. Конечно же это Йоланда! На какую-то долю секунды их глаза встретились. Слава богу, Йоланда жива! Она здесь, в Ханье. Но почему она смотрит на нее так, словно видит перед собой привидение? И в ее глазах не радость узнавания, а смятение и почти нескрываемое презрение. Пенни даже похолодела при мысли о том, что могла вообразить себе самая близкая подруга, увидев ее в компании с немецким офицером. Но что ей делать? Пока она не имеет права раскрывать свои истинные намерения.

* * *

Йоланда почти бежала по тротуару вслед за машиной, все еще отказываясь верить собственным глазам. Нет, тут явно какая-то ошибка! Не может английская медсестра так демонстративно, открыто появляться на людях в обществе немецкого офицера. Наверное, это на нее так жара подействовала, уговаривала себя Йоланда. Вот ей и мерещится всякая чушь. Но в глубине души Йоланда знала, что ничего ей не померещилось. В машине действительно сидела Пенелопа, ее дорогая и любимая подруга. Как же она могла забыть свою лучшую подругу? Или отныне она ей тоже враг?

* * *

Пенни быстро опустила глаза. Только бы Йоланда не окликнула ее по имени, не позвала. Ведь это может моментально привлечь внимание к ним обоим. Усилием воли она заставила себя поднять голову и смотрела прямо перед собой, ничего не видя вокруг. Главное сейчас – сохранять спокойствие, не выказать тех эмоций, которые обуревают ее после такой неожиданной встречи. Мысли лихорадочно проносились в голове. Да, все складывается! Родители Йоланды выехали из Афин на Крит, где у них имелась родня. Так куда же еще податься их единственной дочери? Конечно, она последовала за ними. Но почему в ее взгляде, обращенном на подругу, было столько презрения? «Неужели она посчитала меня предательницей?» Ах, как все запутанно и сложно! Чертовски сложно!

* * *

Йоланда свернула в один из переулков и побежала в сторону еврейского квартала, расположенного рядом со старинной городской стеной. Разрушения в этой части города были просто чудовищными. Первое, что бросилось ей в глаза, когда она свернула на свою улицу, это то, что от здания синагоги не осталось даже следа. Судя по всему, прямое попадание бомбы. Разрушены были и все близлежащие постройки. Но уже издалека она увидела, что дом дяди Иосифа – о счастье! – уцелел. Стены, покрытые толстым слоем копоти, испещренные шрапнелью и осколками снарядов, целы, а значит, есть надежда…

С замиранием сердца она постучала в дверь.

– Йоланда! Слава богу, жива!

Слезы, объятия. В доме полно родни, соседей, которые остались без крова. И сразу же посыпался град вопросов.

– Это правда, что немцы у стен города?

– Они уже в городе, тетя! Проводят на площади парад победителей. Там и наш мэр. Говорят, он сдал город без боя только ради того, чтобы прекратить бомбежки.

– И ты не побоялась идти одна, без всякого сопровождения? – поразилась ее смелости тетя Мириам. – Ты провела целых четыре ночи вне дома! Горе нам! Кто же на тебе теперь женится? Сейчас принесу чего-нибудь поесть. У тебя одни глаза остались. Совсем исхудала!

– Со мной все в порядке, тетя! Не волнуйтесь! А вот продукты лучше поберечь! Все магазины вокруг либо разрушены, либо разграблены.

Мать уцепилась за ее руку, не отпуская дочь от себя ни на шаг, и Йоланда почувствовала, что ее снова обвалакивает живительная пелена родительской любви и обожания.

Пятью днями позже она сидела вместе с родными за празднично накрытым столом. Отмечали Шаббат. Настроение, впрочем, было далеко не праздничным. К тому же Йоланда прекрасно понимала, что больше ей из дома не вырваться. Ибо стоило ей только заикнуться о госпитале, как у матери тут же начиналась истерика. Все последние дни Йоланду неотступно преследовала страшная, неправдоподобная картина: Пенни, сидящая в открытой машине вместе с каким-то немецким офицером. Значит, все это время Пенелопа была в Ханье. И даже не попыталась найти ее. Да, но откуда ей было знать, что подруга тоже оказалась на Крите? «Или она считает, что тогда, в порту, я попросту дезертировала, бросив свой пост? – размышляла Йоланда. – Села себе на корабль и отправилась к родителям на Крит. Да, наверное, именно так она и думает. Потому она и сделала вид, что не узнала меня. И взгляд у нее был какой-то чудной, словно она смотрела сквозь меня. Интересно, что подумала бы Пенни, узнай, что я посчитала ее предательницей? И это свою лучшую подругу! Да, но что она сама делала в машине немецкого офицера?» Йоланда поняла, что не успокоится, пока не выяснит всей правды. Ах, только бы ей вырваться из дома!