Девушка под сенью оливы

– Вечером можете сходить в дансинг, посмотреть танцевальное представление. Артисты исполняют местные национальные танцы и…

– Мы приехали сюда несколько по другому поводу, – перебила его Лоис. – Дело в том, что мы намереваемся принять участие в торжествах, приуроченных к юбилею битвы за Крит.

– Вот как? Вас интересует история острова?

– Я сама имею отношение к этой истории, – не удержалась я. – В годы войны я работала на Крите медсестрой.

– Да? Как интересно! А организаторы торжеств знают о том, что вы приехали? – Мак глянул на меня, словно увидел перед собой допотопный археологический экспонат.

– О нет! Наш визит носит сугубо частный характер, – ответила я. – У меня нет ни малейшего желания принимать участие в официальных мероприятиях.

– Понятно! – Мак поспешно поднялся со своего места, словно мой ответ немного раздосадовал его. – Что ж, если у вас пока нет никаких претензий, просьб или пожеланий, то тогда мне остается пожелать вам хорошего отдыха. Вот моя визитная карточка. Там указан и номер телефона. Если что, звоните. Я еще обязательно заскочу к вам. А пока вынужден откланяться – дела! Всего доброго!

Лоис с сыном проводили гостя до машины.

– Вообще-то он производит впечатление человека, который может больше, чем просто организовывать экскурсии для туристов, – задумчиво бросила Лоис. – Впрочем, прекрасная работа на лето, особенно если ты холост. Сейчас позавтракаем и пойдем на пляж, да, тетя? Надо же познакомиться с бухтой поближе.

– Знаешь, я не буду возражать, если мы познакомимся с еще одной бухтой, в западной части острова, но это потом.

– Нет проблем! Надеюсь, по дороге ты продолжишь повествование о своих приключениях в качестве «медсестры из пещер».

Прозвище, которое приклеили ко мне газетчики много лет тому назад, всегда раздражало меня своей претенциозностью. В сущности, это ведь всего лишь небольшой эпизод в моей такой долгой жизни. К счастью, никто не догадывается, сколько осложнений создал для меня этот эпизод в дальнейшем. Но недаром говорят, никогда никому не жалуйся и никогда никому ничего не объясняй. Хотя почему нет? Все эти годы я ведь ни с кем не обмолвилась ни единым словом о том, что произошло со мной тогда, после падения Крита. Столько лет хранила тайну, так тяготившую меня. Так, быть может, пришло время рассказать о ней? И снять наконец груз с души, а?

* * *

Брехт, стоя на деревенской улице, внимательно разглядывал военный мемориал, воздвигнутый рядом с храмом Галатас. Потом, тяжело опираясь на палку, он пошел вверх по склону. Воспоминания о тех давних событиях нахлынули на него с новой силой. Неужели в этих живописных местах, среди таких мирных пейзажей когда-то разворачивалась жестокая и кровопролитная битва?

Как отчаянно они тогда дрались! Каждая улица по нескольку раз переходила из рук в руки. Отбили – отдали, снова отбили и снова отдали. Сражались как тигры и те и другие, гибли вот на этих самых аллеях, среди этих самых рощ. Бой не на жизнь, а на смерть, за овладение стратегически важной высотой. В конце концов они все же вырвали победу. Да, но какою ценой! Впрочем, он на нее претендовать не может. Ведь к тому моменту, когда высота окончательно перешла под их контроль, он был уже в другом месте.

И вот наступил момент, когда нужно повторить этот страшный маршрут еще раз.

25 мая 1941 года

Те немногие из его батальона, кто остался в живых после высадки на Крит, укрылись за толстенными крепостными стенами тюрьмы Агия. Эта крепость изначально планировалась в качестве их базового лагеря. Они патрулировали окрестности, прочесывали близлежащие цитрусовые и оливковые рощи в поисках своих – живых, раненых, убитых. Раненых переносили в крепость, убитых хоронили там, где были обнаружены тела. Моральное состояние бойцов было тяжелым. И столь же безрадостной была картина царящего вокруг разорения: искореженные деревья, туши убитых животных, разбитые планеры, обломки того, что должно было стать победой, но превратилось в поражение.

А потом на смену унынию пришла ярость. Местные встретили их с оружием в руках. Что ж, расплата неминуема. И вот уже целые деревни стерты с лица земли, а их обитатели, включая женщин и детей, расстреляны. Без суда, без следствия и без снисхождения. Подобные карательные рейды не вызывали у Райнера особого восторга, но, вспоминая, с какой жестокостью местные добивали его раненых бойцов, он понимал, что ответ должен быть адекватным: смерть за смерть.