Она знала, что говорит: в последний месяц Володя почти каждый день приезжал домой на обед, чего с ним не было раньше, и не уезжал до тех пор, пока не получал свое. И пока Берта гуляла с Сережей в парке, проводил время с Эммой в спальне. Когда же она спрашивала его, что случилось и почему он стал уделять ей так много времени, он пожимал плечами и говорил, что скучает по ней, что постоянно думает о ней, что любит ее… А теперь вот собирается купить (если уже не купил) им с Сережей квартиру. Неужели она стала ему так дорога или он что-то предчувствует?
Сама Эмма не предчувствовала ровным счетом ничего. Она просто страдала, находясь на том же самом этаже, где в последний раз разговаривала с Анной. А ведь будь она посмелее и поразумней, она позволила бы Анне позвонить в С. и поговорить с Орловым. И кто его знает, вдруг бы он приехал и увез ее куда-нибудь далеко-далеко… Тогда бы ей не пришлось обманывать Прозорова. «Ты ведь любишь меня?» Как часто Володя задавал ей этот вопрос… И получал неизменный ответ: «Люблю».
Оказавшись в Москве и вдохнув полной грудью ее свежий влажный воздух, Эмма всю дорогу от аэропорта до гостиницы ехала, припав к окну и с дрожью во всем теле всматривалась в знакомые ей российские пейзажи. И хотя она никогда не считала себя патриоткой и всю жизнь мечтала вырваться за границу, теперь, глядя на мелькающие за окном мокрые от дождя знакомые московские улицы, готова была плакать от счастья. Проезжая мимо ресторана, в котором они когда-то ужинали с Сережей и Ядовым, она замотала головой, стряхивая с себя наваждение: ей показалось, что на крыльце стоит Орлов и машет ей рукой…
Как же давно все это было.
Прозоров совершенно обезумел. Ему казалось непостижимым, что после двух лет совместной жизни он вот так страстно хочет эту женщину. К Валерии, своей жене, он испытывал такое же сильное влечение не больше недели. Затем, когда у нее начался токсикоз и она стала меняться на глазах, бледнеть, отекать, он тотчас определился и, внушив себе, что она теперь для него прежде всего мать его будущих детей, как-то очень быстро свыкся с мыслью, что у него, помимо жены, появятся другие женщины. И, хотя их было не так уж много, он все равно, особенно в первое время, мучился угрызениями совести, считая себя в какой-то мере негодяем и подлецом по отношению к жене. Но после появления в их доме Эммы с ним что-то произошло. Он теперь старался как можно раньше приезжать с работы, нигде не задерживался, стал больше времени уделять детям, пока не поймал себя на мысли, что не на шутку влюблен в молоденькую рыжеволосую няню. Уже то, каким образом она оказалась у них дома, говорило о многом. Он и сам не ожидал от себя такой прыти: поликлиника, анализы… черт-те что вообще! Но она была так красива, что Прозоров просто не простил бы себе, пройди он тогда мимо нее. Он решил, что если Эмма не понравится Валерии, то он возьмет ее к себе секретаршей, рекламным агентом, да кем угодно, чтобы только видеть ее… То, что она беременна, он узнал уже на третьи сутки их знакомства – Миша проговорился, хотя и был предупрежден молоденькой докторшей. Его первая реакция была импульсивна – он прилетел в гостиницу и принялся орать на невозмутимую и какую-то словно замороженную Эмму. На все его вопросы она попросту смеялась ему в глаза. И все же результаты осмотра, как это ни странно, сыграли решающую роль – Эмма оказалась здоровой, абсолютно здоровой молодой женщиной. А для Прозорова, аккуратиста и человека, любящего во всем порядок, этот факт явился показателем чуть ли не ее моральной чистоты. Раз она забеременела, рассуждал он, значит, была неопытна, вероятно, ее соблазнили и бросили. Руководствуясь лишь этими соображениями, он дал себе слово позаботиться о девушке и предоставить ей возможность родить здорового ребенка. Но если такие благородные мысли посещали его днем, то ночью, обнимая свою жену, он представлял на ее месте совершенно другую женщину. Он желал Эмму, он ждал ее, он любил…