Через несколько дней Катриэль-Адальберто и Милагрос, взяв с собой Айлен и Асунсьон, поехали в индейскую деревню. Даже узнав, что по рождению он белый, Катриэль не отказался от народа, с которым породнился. Он продолжал считать себя сыном индейского племени и хотел, чтобы его дочь Айлен сохранила связь с родом его матери. Милагрос была одного мнения с мужем. Она не питала неприязни к той, что была женой Катриэля, подарила ему дочь и умерла. Познакомившись с Инти, она искренне почувствовала к нему симпатию. Своим спокойным достоинством и благородством он невольно напомнил ей Катриэля.
— В нашем доме мы всегда будем чтить память вашей сестры, — сказала ему Милагрос, — и наш дом всегда будет открыт для вас. Моя маленькая Айлен никогда не забудет свою маму, обещаю вам!
— У вас золотое сердце, Милагрос, — ответил ей растроганный Инти, — у моей сестры было точно такое же.
Благосклонно принял Катриэля с женой и вождь племени. Раз уж белые поселились на здешних землях, так пусть уж лучше роднятся с индейцами, чем воюют с ними. Рожать детей лучше, чем убивать. Так считал старый и мудрый вождь, который много воевал на своем веку, чьи сыновья стали могучими воинами и погибли, чьи внуки подрастали, и он хотел поглядеть и на правнуков.
— Я запишу наши индейские предания и легенды, — сказал Катриэль Милагрос, когда они возвращались из селения. — Земля, на которой поселились белые, помнит их. И для того, чтобы жить на ней счастливо, каждый должен их знать.
Закатное солнце золотило бескрайние прерии. Древняя эта земля приняла в свое лоно разных детей человеческих: и красных, и черных, и желтых, и белых. Она давала им кров и пищу для того, чтобы они породнились и создали новую расу, жизнестойкую и жизнелюбивую, помнящую разных богов, и поэтому терпимую и терпеливую…
— Доминга! Ты куда? — окликнула Мария старую служанку, которая поставила супницу на хрустящую скатерть и пошла к двери. Вся семья сидела в большой столовой за воскресным столом. — Ты же сидишь с нами, Доминга! Ты давно член нашей семьи, и мы не будем обедать без тебя! Хватит тебе сидеть одной на кухне!
— Ты заменила нам мать, Доминга, — поддержала сестру Виктория. — А для наших внучек ты — бабушка. Пришел наш черед заботиться о тебе, — и первой она налила суп старой Доминге.
Вечером Доминга поила Браулио чаем на кухне и говорила:
— Я стала старая, Браулио. Для меня настало то время, когда все хвори обрушиваются разом. Но я прожила хорошую жизнь. Вырастила своих девочек — Марию с Викторией. И ты, если что, заботься о них. Смотри, чтобы не случилось чего плохого! Заботься и о них, и о Милагрос, и о детках…
— Что это ты, Доминга? Как будто умирать собралась? — похлопав по руке старую приятельницу, засмеялся Браулио.
— Все под Богом ходим, — отвечала старуха. — А тебе я вот что скажу: женись, Браулио! Тебе сейчас самое время жениться. Вон как Паулина на тебя заглядывается! Не заставляй девушку томиться. Таких, как она, днем с огнем поискать.
Быстрая и проворная смуглянка Паулина была по душе и Браулио, но он считал себя слишком старым для женитьбы. Слова Доминги смутили его: — неужели и вправду заглядывается? Но Доминге можно было верить — она знала про все сердечные дела во всей округе.
Однако отвечать Доминге он не стал, только отпил еще глоток крепкого душистого чая.
— Хорошо бы построить здесь часовенку, — сказала Мария, когда они с Викторией и двумя малышками добрались до кладбища.
И сестры подошли к могиле Хуана и Амалии, на которой не были так давно. Обитатели «Эсперансы» не оставили ее в забвении — все вокруг было убрано, цвели цветы.
— Мама, папа, дорога оказалась очень длинной и трудной, но мы вернулись. Мы снова здесь, как обещали, мы опять вместе, — говорила Мария.
— Да, мы вместе и счастливы, — подхватила Виктория, — а это наши внучки.
— Они — залог нашей крепкой и счастливой семьи, — продолжала Мария, — и мы клянемся…
— …что всегда будем любящими сестрами, — закончила Виктория.
Подошел Энрике и обнял сестер за плечи.
— Пойдем поговорим и с Росаурой, — тихо сказала Мария, и все втроем они медленно пошли по дорожке, а маленькие девочки, смеясь и шаля, бежали впереди.
Эпилог
Прошло еще десять лет. В «Эсперансе» готовились встречать Рождество. Ждали Лусию с Пабло и с детьми, ждали Камилу с Мариано. Вся семья обещала быть в сборе, и поэтому у Марии с Викторией было особенно много хлопот. С грустью вспоминали они свою Домингу, ее сладкие булочки с корицей, румяную индейку, шоколадный торт. Вместе с хозяйками суетилась и Паулина, ставшая вместо Доминги их правой рукой, и если ее муж, Браулио, был душой всего имения, то она была душой дома.
Милагрос с Адальберто поехали в Санта-Марию за покупками и должны были вот-вот вернуться. Дети, а их было уже четверо, с нетерпением ждали их.
— Что же привезут папа с мамой? — гадали они.
— Всяких сладостей для рождественского ужина, — отвечали бабушки, — но сейчас вы их все равно не получите. А если будете плохо себя вести, Санта Клаус не принесет вам подарков.
Крошка Росаура обиженно надула губки, а потом протянула пухлую ручонку к Виктории: