— Неправда, — возразил Саньяго, — у тебя есть дочь, и не забудь, что муж Камилы — мой приемный любимый сын. Они счастливы. Помирись с ними и расскажи обо мне… Скажи Мариано, что я любил его как родного сына…
Эрнесто говорил все тише и тише и наконец умолк навсегда. Окаменела с ним рядом и Виктория. Она даже не слышала, что Розалинда сказала ей:
— Убийцу арестовали.
И вновь почувствовала Виктория у себя на лбу печать отвержения. И возроптала:
— За что же, Господи, Ты отнимаешь у меня всех любивших меня? Сначала отнял у меня мать, потом отобрал любовь Энрике, единственного мужчины, которого я в своей жизни любила! Потом Ты убил Адальберто, единственного друга, который полюбил моего сына как своего! Но Ты его тоже у меня отнял. Проклятые индейцы сожгли моего мальчика, и я даже не могла обнять в последний раз его крошечное тельце, не могла похоронить его!.. Со смертью сына жизнь потеряла для меня всякий смысл. А теперь Ты отнял у меня и Эрнесто! Клянусь тебе, Господи, что не буду больше искать себе лучшей судьбы. Виктория Оласабль до конца своих дней останется пропащей!.
Глава 27
Услышав, что театр «Олимпико» раскроет свой шатер в Арройо-Секо, Катриэль испугался. Пол¬городка были его друзьями. Все придут на представление. Как он мог так безоглядно открыть свою тайну? Посмотрев его пьесу, все поймут, что он жив. Как ни любил он своих друзей, но не хотел встречаться ни с кем из них. Рано или поздно он мог бы вернуться к ним как индеец. Но вернуться как изгой, которого жизнь не хотела принимать, — он не хотел. И не потому, что желал себе иной, лучшей участи. А потому, что смирился с участью изгоя.
Он попытался отговорить Амансио и Мануэлу от представлений в Арройо-Секо, но не смог.
— Что за беда, если ты и увидишь кого-то из знакомых в зрительном зале? Они же тебя не увидят! А твою историю нам мог кто-то и рассказать. Ты сам говоришь, что тебя знали многие, — убеждала его Мануэла.
И Катриэль не стал настаивать. Ведь Мануэла столько сделала для него, для его дочки. Она заменила Айлен мать, заботится о ней, кормит ее. Его дочь выжила только благодаря заботам Мануэлы. Да и достойно ли потакать собственным страхам? Будь что будет!
И вот теперь, оказавшись в Арройо-Секо, Катриэль бродил по городу и вспоминал. Поток воспоминаний уносил его все дальше и дальше, и он не мог уже отличить прошлого от настоящего, таким живым и ярким являлось ему прошлое.
Он вспоминал дом Рамона, Энрике, Росауру, и ему казалось, что вот сейчас из-за поворота выйдет его Милагрос. Откуда ему было знать, что он и увидел бы свою Милагрос, если бы не ушел из театра бродить по городу. Она ведь была не только на представлении, но зашла в театр, желая уточнить, когда начнется спектакль и, увидев Мануэлу с крошкой Айлен на руках, восхитилась хорошенькой девочкой.
— Дочка нашего друга, — объяснила посетительнице Мануэла, — мать скончалась при родах.
— А у моей девочки погиб отец, — сказала Милагрос Мануэле.
Но откуда было знать об этом Катриэлю? Он бродил по городу, заблудившись в лабиринтах прошлого и даже не ища из них выхода…
Милагрос с Марией вернулись в «Эсперансу», а в Арройо-Секо поехал Энрике. На его долю досталась покупка вина и деликатесов. Остановиться он собирался у старого друга Рамона и приглашал с собой Августо. Но Августо предпочел остаться с Милагрос. Он видел, до чего взволнованной вернулась она из города, хотел узнать причину ее волнения и успокоить. В тревоге Милагрос он чувствовал что-то враждебное себе и не хотел оставлять ее наедине с тяжелыми думами, которые кто его знает куда могут завести.
Августо ехать отказался, зато с Энрике попросился Хуансито. И Энрике с удовольствием взял с собой мальчугана, к которому успел привязаться. С ноги Хуансито уже сняли лубок, но бегать ему еще запрещали, и он очень скучал, сидя дома.
Едва приехав в Арройо-Секо, они тоже увидели афиши «Олимпико».
Вот куда мы с тобой пойдем, — пообещал Энрике Хуансито. — Твой старый цирк превратился в театр.
Теперь Энрике понял, отчего такой взволнованной вернулась Милагрос — она не могла не побывать на представлении!
Но сначала Энрике отправился к старому другу Рамону.
— Хорошо, что ты приехал повидаться, — встретил его Рамон, — я ведь продаю свою гостиничку. Содержать ее у меня нет сил. Так что скоро подамся куда-нибудь из Арройо-Секо. Вот только куда, еще не решил…
Когда Катриэль взглянул из-за кулис в зрительный зал, то увидел сидящих в первом ряду Энрике и Хуансито. Сердце у него тревожно забилось. Что-то будет? Ведь, бродя по городу, он встретился еще и с Франсиско, работником из «Эсперансы», попросил его никому ничего не говорить, но..
Мариано собирался вернуться в Арройо-Секо, но не вернулся, потому что перед отъездом зашел в таверну пропустить стаканчик. Пропустил один, потом другой. И кончилось тем, что он пил и пил, переходя из таверны в таверну, просыпаясь в постели незнакомых женщин и понимая, что пути назад к Камиле у него нет.