Девушка напротив

— Вот что я вам скажу: девушки — существа простые. Вот от этого у них все беды. Пообещай им что-нибудь — и у тебя будет все, что хочешь и когда захочешь. Я знаю, о чем говорю. Взять хоть вашего отца. Уилли-старшего. Когда мы поженились, он говорил: у него будет своя фирма. Целый флот молоковозов. А я буду помогать ему с книгами, как это было на Говард-авеню во время войны. Я буду управлять заводом. Мы станем богаче, чем мои родители, когда я была ребенком в Морристауне. А люди они были не бедные. Но знаете, что я получила? Ни хрена. Ни гроша ебучего. Только вы повылуплялись — один, второй, третий, и этот ирландский ублюдок как сквозь землю провалился. А я осталась одна с тремя голодными ртами, а теперь к ним еще два добавилось. Говорю вам: девчонки — дуры. С ними все легко. Простушки настоящие.

Она прошла мимо меня к Мэг. Обняла ее за плечи и повернулась к нам.

— Возьми эту картину, — сказала она. — Я знаю, что ты нарисовала ее для Дэвида, и не пытайся говорить, что это не так. Но вот что я хочу знать: чего ты этим добивалась? Что ты хотела от этого мальчика? Дэвид — хороший мальчик. Получше многих других, я бы сказала. Несомненно. Но, дорогая, тебе же от него ничего не светит! А если думаешь, что светит, то глубоко заблуждаешься. Так что я тебе просто скажу: надеюсь, это все, что ты ему дала, и все, что ты ему собираешься дать, и это для твоего же блага. Потому что у тебя есть кое-что, чего хотят все мужчины, и это вовсе на какие-то там картинки!

Губы Мэг задрожали, и я понял, что она сдерживается, чтобы не расплакаться. Но также неожиданно, как было все происходящее, мне захотелось рассмеяться. Донни тоже. Все было так странно, отчасти из-за напряжения, и слова Рут о картине показались мне смешными.

Она сжала плечи Мэг еще крепче.

— И если ты даешь им то, чего они хотят, ты — просто шлюха, дорогая. Ты знаешь, что такое шлюха, а? А ты, Сьюзен? Конечно, нет. Вы еще маленькие. Шлюха — это девочка, которая расставляет ноги перед мужчинами, вот и все. Чтобы те могли в них залезть. Рупор, ну-ка перестань хихикать, мать твою! Каждая шлюха заслуживает хорошей порки. Со мной любой согласится. Так что я тебя предупреждаю, дорогуша, будешь блядовать в этом доме — тебе не поздоровится.

Отпустив Мэг, она прошла на кухню к холодильнику.

— А теперь, — сказала она, — кто хочет пива?

Показала на картину.

— Бледная какая-то, — сказала она. — Вам не кажется? — и потянулась за упаковкой.

Глава четырнадцатая

В те дни мне хватало двух банок пива, и я шел домой вразвалочку и навеселе, по обыкновению обещая себе не заговаривать с родителями, что было крайне нежелательно. Лучше уж себе палец отрубить.

После лекции Рут вечер прошел без особых происшествий. Мэг ненадолго отлучилась в ванную и вернулась, как ни в чем не бывало. Глаза сухие, лицо — непроницаемое и бесстрастное. Мы смотрели Дэнни Томаса, пили пиво, а во время рекламы я договорился с Уилли и Донни пойти на боулинг в субботу. Я пытался поймать взгляд Мэг, но она в мою сторону даже не посмотрела. Когда пиво закончилось, я пошел домой.

Картину я повесил у себя в комнате рядом с зеркалом.

Однако во мне никак не могло улечься какое-то странное чувство. В жизни не слышал, чтобы кого-то называли шлюхой, хотя и знал, что это значило. Знал с тех пор, как стащил «Пейтон-Плейс» у мамы. Я подумал — а сестра Эдди еще не слишком маленькая, чтоб ее так назвать? Я помнил ее голой, привязанной к дереву, ее мягкие крупные соски. Как она плакала, как смеялась — иногда одновременно. Помнил сморщенную плоть у нее между ног.

Я подумал о Мэг.

Лежа на кровати, я думал, как же легко ранить человека. Не обязательно физически. Достаточно просто хорошенечко пнуть что-то для него дорогое.

И я бы смог, если бы захотел.

Люди — существа уязвимые.

Я подумал о своих родителях — о том, как они только и делали, что лягались друг с другом. Теперь это повторялось с такой частотой, что, оказавшись меж двух огней, я научился не принимать ничью сторону.

В основном они бранились по мелочам, но мелочи эти собирались в снежный ком.

Не спалось. Родители были в соседней комнате, отец храпел. Я пошел на кухню за колой, а потом вернулся и сел на кушетку. Свет включать не стал.

Было далеко за полночь.

Ночь стояла теплая, безветренная. Родители по обыкновению оставили окна открытыми.

Сквозь москитную сетку я мог заглянуть прямо в гостиную Чандлеров. У них до сих пор горел свет. Окна тоже стояли нараспашку, и я слышал голоса. Я не слишком-то мог разобрать, что говорят, но знал, кто говорит. Уилли. Рут. Потом Мэг. Потом Донни. Даже Рупор все еще не спал — его голос был высоким и пронзительным, словно девичий смех.

Все остальные что-то кричали.

— …для какого-то мальчишки! — услышал я голос Рут. После он снова утонул в шуме.

Мэг спиной пошла к окну. Она указывала куда-то пальцем, пронзительно кричала и вся тряслась от гнева.

— Нет, не будешь! — сказала она.

После Рут выдала что-то низким голосом, что-то невразумительное, больше похожее на звериный рык, и Мэг вдруг согнулась и расплакалась.

Чья-то рука метнулась вперед и шлепнула ее.