Девушка моего друга

— Сантехники, штукатуры и силикатный кирпич на инженерный корпус… Не забыть бы…»

Обычно он хорошо помнит такие вещи. Но сегодня — боится забыть.

Он вынимает из кармана блокнот и прямо на обложке записывает то, что не должен забыть: плиты, силикатный кирпич, сантехников и штукатуров.

С кислородной станции нужно идти на заготовительный цех. Он тут же, рядом, рукой подать. Но между ним и станцией — заводской забор, святыня начальника охраны.

Правда, эта святыня вся в дырах. Через иную теленка молено вытащить, а не то что какую-нибудь деталь.

Но все-таки это святыня. Не зря же в проходной завода по полчаса оформляют разовый пропуск и придираются к каждой запятой в документе.

Одна из дыр в заборе — большая, удобная — неумолимо притягивает к себе взгляд Юрия. Пролезть в нее — и до заготовительного цеха минута ходу. А кругом, через проходную, — двадцать минут. Пожалуй, сегодня слишком напряженный день, чтобы идти кругом…

Юрий решительно направляется к забору.

Тая останавливается и удивленно глядит на него.

— Идите сюда! — зовет Юрий. — Пролезем в эту дыру!

Тая улыбается.

— Но ведь нельзя!

— Идите! — Юрий машет рукой. — Если оглядываться на все «нельзя» — жить не стоит!

Тая легко подбегает к нему и лезет в дыру первая.

Поднимается сатиновый халатик. Мелькает загорелое обнаженное бедро. Юрий с запозданием отворачивается и слышит из-за забора звонкий голос Таи:

— Что же вы, Юрий Николаевич?

Он улыбается, пролезает в ту же дыру и чувствует от этого какое-то бодрое, по-юношески озорное настроение.

Как будто скинул с себя лет двадцать и снова стал мальчишкой, забравшимся в чужой сад за яблоками.

Наверно, только ради этого ощущения стоило бы воспользоваться щелью в заборе.

На миг Юрию кажется, что это озорное настроение — частица того неуловимого «что-то», которое он никак не может определить. Он даже останавливается, пораженный этой мыслью, и вспоминает свои собственные, так легко сорвавшиеся с губ слова: «Если оглядываться на все «нельзя» — жить не стоит!»

И тут же он слышит голос Таи:

— Вы что-то забыли, Юрий Николаевич?

— Нет-нет! Идемте!

Они идут к заготовительному цеху, и Юрий вдруг понимает, что, не будь Таи, не полез бы он в эту дыру.

Ведь он давно видел ее и ни разу ею не пользовался…

В заготовительном цехе все готово к работе монтажников — подвезены балки, плиты. И только монтажников нет, хотя заявку на их работы Юрий дал еще в прошлый понедельник. Надо будет сегодня на утреннем совещании серьезно поговорить с прорабом «Стальмонтажа» Федоровым. Сколько же можно тянуть?

Юрий записывает на обложке блокнота: «Монтажники — на заготовительный», — и поворачивается к цеху спиной.

И снова тянется под ногами пыльная дорога к конторке участка, усеянная обрезками железа, болтами и синими спиральными металлическими стружками.

— Я вообще-то не могу бросить сына, — как можно спокойнее говорит Юрий. — Я могу отказаться от чего угодно и от кого угодно, только не от сына.

Тая молчит. И Юрий молчит. И боится, что сейчас она скажет что-нибудь такое, после чего разговаривать будет уже невозможно. Если только вообще она хочет сказать это — сейчас у нее самый подходящий момент. Она не может не понимать этого.

Но Тая ничего такого не говорит. Она еще немного идет молча и затем тихо произносит: — Мне кажется, я немного понимаю вас. Я почему-то вам очень верю. И теперь вижу, что вы вовсе не такой уж счастливчик, как многие тут про вас говорят.

— Спасибо… — еще тише произносит в ответ Юрий. — И еще мне нравится ваша прямота, — продолжает Тая. — Другие в таких случаях юлят и обещают то, чего не собираются делать… Ваша прямота, конечно, располагает к вам… Но ведь все равно это ничего не меняет, Юрий Николаевич…

— Это неважно… Сейчас неважно, — поправляется Юрий. — Время многое прояснит… Я хочу как-нибудь приехать к вам в Куйбышев…

— Зачем?

— Просто, чтобы увидеть вас… Страшно даже подумать, что никогда больше вас не увижу. Тая улыбается.

— Так бывает только в книжках, Юрий Николаевич. — В книжках не все выдумано. Чтобы написать книгу, надо кое-что пережить. Тая пожимает плечами. — Что ж, приезжайте. Я буду рада вас увидеть. Только я вам ничего не могу обещать. Вы же понимаете…

Она поднимает на него свои зеленоватые глаза, и несколько секунд, замедлив шаг, Юрий глядит в них. В ее глазах все тот же вопрос. И еще сочувствие. И еще где-то глубоко спрятанная боль. Ее раньше не было, этой боли. Всего полчаса назад ее еще не было.

Затем они идут дальше по заводской дороге, усеянной обрезками железа, болтами и синими закрученными стружками.

— Мы еще сходим на чугунолитейный цех, — говорит Юрий. — Хорошо?

— Хорошо, Юрий Николаевич.

— А потом… Что вы собираетесь сегодня делать?

— Буду в конторке. Надо готовить материалы к отчету. — Вы… не уйдете, пока мы не простимся?

Тая растерянно улыбается.

— Нужно было бы… — Она снова поднимает голову и глядит ему прямо в глаза. — Но я не уйду.

— Спасибо.

Возле конторки участка Юрия уже ждут. Невысокий полный прораб Кулев и молодой всклокоченный мастер Ромашов. Они сидят на скамейке и что-то подсчитывают.