Девушка, которой нет

«Какие признаки жизни я могу предъявить своему расстроенному, невлюбленному рассудку? Мыслю, следовательно, существую? Сокращение сердечной мысли? Месячные?»

Она вспомнила бабочку Чжуан-цзы и Ленина, предлагающего бить дубиной махаянистов (санскр. «великая колесница») – позднейшая форма развития буддизма, сейчас распространённая в основном в Китае, Японии, Непале, Индии, Корее, Вьетнаме и Тибете.

Гинеколог для Феи всегда был чем-то вроде неожиданного удара по голове. Она пренебрегала регулярными осмотрами. Иногда даже бравировала перед Ленкой тем, что Фея имеет в виду притчу «Чжуан-цзы и бабочка»: «Однажды Чжуан-цзы приснилось, что он бабочка, счастливая бабочка, что достигла исполнения желаний и которая не знает, что она Чжуан-цзы. Внезапно он проснулся и тогда с испугом увидел, что он Чжуан-цзы. И неизвестно, Чжуан-цзы ли снилось, что он бабочка, или же бабочке снится, что она Чжуан-цзы…»

Чтобы не было фантазий, подобных сомнениям Чжуан-цзы, В. И. Ленин советовал бить дубиной по башке, логическими аргументами убеждая в нереальности этой дубины. посетила мастера дел интимных трижды в жизни, тогда как Ленка наведывалась к нему ежемесячно.

«До какого же отчаянного отчаяния я дошла, если надеюсь, что врач объяснит, почему я ничего не чувствую…»

Тот, на кого надеялась Фея, вышел из-за ширмы.

– Как вы сюда попали?! – взвизгнула девушка и инстинктивно накрыла руками бедра.

Перед ней стоял Викентий Сергеевич – злой рок, разрушивший иллюзии Феи о жизни.

– Выбрались из своей каморки? – Фея заерзала, стараясь, не потеряв достоинства, выскользнуть из ловушки.

Гинеколог испуганно оглянулся:

– Мы знакомы?

Несомненный «Викентий Сергеевич» юркнул за ширму, долго там ковырялся, ругался. Что-то грохнулось и разбилось. Вернулся с фотографией.

«Хорошо хоть не с фотоаппаратом…»

Фея успела одеться. Она закричала на своего бывшего работодателя:

– Я догадывалась, что у вас с головой не Копенгаген! Но так, чтобы вы искали разрешение ваших инфернальных задач в темноте за нашими воротами… Это возмутительно!

Девушка бросила взгляд на фотографию, которой он настойчиво тряс перед ней, пытаясь всучить в одну из рук, которыми Фея размахивала, как дерево ветками.

– Фотожаба? – На фотографии были изображены два Викентия Сергеевича в разных одеяниях. – Зачем вы вашу щербатость множите?

– Викентий – мой брат-близнец. Неужели мы так похожи?

Фея вгляделась. Возможно, подействовал гипноз, но она действительно уловила различия – стоявший перед ней Викентий Сергеевич казался старше, а хитрый прищур выглядел добрее.

– Вот и паспорт. Я – Олег Сергеевич. Двадцать лет врачебной практики. Мой брат, известный политик, умер несколько лет назад. Это достаточное основание, чтобы продолжить осмотр? Еще раз рискнете? – Он кивнул на гинекологическое кресло.

«Что может быть глупее, чем дважды за пять минут карабкаться на эту смотровую площадку?»

Олег Сергеевич продолжил из-за ширмы:

– В сущности, наш выбор не столь уж полярен. Мы занимались одним и тем же делом. Я лечу сотни женщин. Брат лечил только одну. Иногда, правда, деликатно пользовался ее беспомощностью.

– Какую… женщину? – закашлялась Фея и не смогла изящно скинуть трусики.

– Россию-матушку. Я же говорил – он был политик.

Его руки показались теплыми, скользкими ужами, не такими уж невыносимо неприятными.

Олег Сергеевич, как и всякий хороший гинеколог, почти ничего не спрашивал. Не переставая бубнил под нос, и за мурлыкающей интонацией угадывалось – он вполне удовлетворен тем, что увидел.

Но Фея не могла уйти ни с чем. Она пришла жаловаться на жизнь. И она рискнула.

– Я н-ничего не чувс-ствую, – заикаясь, созналась она. – Как под наркозом.

Олег Сергеевич вновь удовлетворенно зашептал в усы. Фее показалось – он бормочет о том, что ожидал от нее услышать потрясающую новость в этом роде.

– Вы переносите ваш конфликт с миром, ваше недоверие к миру на своего партнера, – уверенно, словно точно зная пилюлю от этого симптома, произнес врач. – Если надеетесь сохранить здоровье, с миром вокруг вам также необходимо устанавливать хорошие партнерские отношения.

– Чтобы миру было удобнее и приятнее пользоваться мной? Что еще вы можете открыть мне обо мне? – Фея решила, что Олег Сергеевич хочет отделаться общими фразами.

– Многое. Повидали бы вы с мое этих ваших бутонов… – Фея не уловила в этой фразе должной степени мужского уважения и врачебной деликатности. – Могу рассказать не только о вашем чувстве вины перед миром, но и об отметках в третьем классе.

Если бы с гинекологического кресла можно было провалиться под землю, Фея бы тут же это сделала.

«Откуда он знает? Из желтой прессы?»

– Как вы?.. – вслух ужаснулась она.

– Я же объяснял. Двадцать лет практики. Исключительно по тому, что ежедневно вижу, я могу нарисовать самую достоверную картину мироздания. Впрочем, этим я занимаюсь вечерами, наедине с компьютером.

Фея все еще сгорала от стыда, а Олег Сергеевич, видимо оседлав любимого конька, усыплял объяснениями: