– Я попробую объяснить понятным языком. Человеческое существование наполнено инерцией жизни. Убежденностью, что после того, как вы попали под расход, с вами еще могут происходить разнообразные события. Вы голливудские фильмы видели? «Привидение», «Шестое чувство», «Сайлент Хилл»? Люди в них продолжают действовать
– А как же Робин Уильямс в шедевральном блокбастере «Куда уходят мечты»? Ему посчастливилось попасть сразу в рай, и никакой «потери индивидуальности».
– Не сработала похвальная интуиция достойных голливудских сценаристов. Не рай это был, а все та же
Викентий Сергеевич еще долго вещал о смерти. Фея устало перебила:
– Ладно, говорливый вы наш, расскажите, зачем вы все это докладываете мне? Зачем впрягаете в свои сомнительные истины?
Викентий Сергеевич благодарно вздохнул:
– Проблема в том, что число тех, кто борется со смертью, стремительно растет. Умершие перестали верить в смерть. Цепляются, болеют, мучаются, пока иллюзорный мир не начинает терять очертаний. Тогда они тихо, безвольно растворяются. Не сгорают, а дотлевают, не искажая своей почти нейтральной энергией расхлябанную ауру мироздания. Если их одолевали сомнения, обиды, разочарования, останется мутное, глухое, подслеповатое горе, крупица неудовлетворенности в бушующем океане неуспокоившихся страстей. Если светлая печаль, покорность, радостное ожидание – получится все то же тихое оцепенение, которое почти не увеличивает духовную бездну, в которую уходят все умершие.
Сложнее с людьми, убитыми или погибшими внезапно. Они могут годами создавать иллюзию собственного существования – слишком велика инерция жизни, оставшейся невостребованной, неисчерпанной. Эти люди долго не мирятся, не верят, не соглашаются.
Самые несгибаемые – самоубийцы. Особенно бескомпромиссные. Поплоше и послабее надеются, что выжили после попытки покончить с собой. Иногда у них получается сохранить себя не только как сгусток безнадежности. Другие – безусловно верят в смерть, поэтому автоматически допускают в свои иллюзии негативный опыт человеческого умирания и загробного существования, который копился веками, и, надо сказать, он лют и кошмарен. В основном, ужасы плоские, натуралистические – бесцветность, темнота, боль, комнаты с тараканами. Минимум лазеек для веры и искупления.
Увы, все, кто поддерживает иллюзию жизни, не стремятся обращать на себя энергию своей состоявшейся судьбы. Реализуют ее вовне. Страдают, не обретая ни света, ни тьмы.
Живые чувствуют эту неуспокоенность, безысходность, не могут побороть необъяснимую тревогу, вызванную инфернальным давлением на свой мир. Их беспокойное воображение рисует образы посмертных иллюзий. Чем больше неуспокоенных, тем ощутимей потусторонность реальности…