Девушка, которой нет

– Ты сковываешь себя представлениями о том, какой должна быть твоя жизнь. Ты слишком рациональна. От корки до корки и до подкорки. Поэтому свет не заглядывает в твою каморку. Ты можешь вообразить, что эта комната превратится в шатер царей вавилонских, а жизнь – в сказку?

– Могу, – неуверенно ответила Фея.

– Фигушки-мигушки, – возразила Ленка. – Вообрази хоть ворсинки на персидском ковре в этом шатре – ни шиша не появится. Глубоко внутри тебя вечное табу – «такого быть не может, такого быть не может никогда». Ущербное рацио, с таким только по грязи ползать, – важно она проговорила и подняла палец вверх, словно сказала «эврика».

– Я не истеричка, не сумасшедшая, но рациональной меня пока не обзывали. – Фея копнула полку с немногочисленными косметическими склянками. («М-да, и здесь ничего утешительного… не светит мне стать лучезарной».) Она стала неторопливо переодеваться, чтобы видом своей стройной фигуры хоть немного позлить подругу. Каждая сброшенная вещь подчеркивала интонацию признания. – Бывает, запрыгнешь на эскалатор в метро, сделаешь музыку в плеере погромче (пуговицы на белой сорочке), и кажется – этот мир прогнется (сорочка сброшена и отправлена в пакет для стирки). Он не только не реален (ловко поддета застежка лифчика), не достоин, убог, но и беспомощен передо мной (соски тут же затвердели на сквозняке). Могу взлететь и вокруг этих фонарей кружиться (пестрая юбка скользнула к ногам). Могу протиснуться сквозь стены, просочиться в прошлое, могу стать беспечной-беззаботной (колготки) и весело разменять на фантики свою жизнь (непродолжительная жертва холоду, рвущемуся в скворечню из старых незаклеенных окон – Фея повернулась к Ленке и указала на халат за ее спиной).

– Да-а, мать… Тебе нужно… – Ленка не без зависти поедала взглядом ее плоский живот, курносую грудь, не подчиняющуюся законам тяготения, изгиб шеи и даже темноту в устье ног.

В этот момент зазвонил Ленкин мобильный. Она тихо защебетала, интонации и слова образовывали стойкий образ длинного ногтя, порхающего вдоль мохнатой шейки маленькой птички. Не прерываясь, Ленка тяжело поднялась с кушетки, сделала глазами: «Вот видишь – любят, разыскивают… Живу!» – и, разминаясь перед схваткой с очередной жертвой, по-кошачьи выплыла в коридор, старательно виляя толстыми бедрами.

Фея отчаянно завидовала. Настал момент прощаться. Скоро она останется одна.

Девушка так и не поделилась с подругой тем, что беспокоило ее больше всего, – пошатывающиеся каллиграфические буквы указывали место встречи в какой-то халупе в Очаково, которая осторожно обозначалась как «пятиэтажный жилой дом рядом с нежилым одноэтажным строением».

Когда дверь за Ленкой захлопнулась, Фея пошла на кухню, взяла короткий, но острый нож для хлеба и положила его в рюкзачок.

12.10

Didier Marouani: «Space Opera. Part 3»

«Все дело в мелкой моторике», – грустно подумала Фея, вглядываясь в бледное, мимически бедное лицо собеседника.

Шары у малолетки не бегали, тяжело смотрели ей в живот.

– Ты часто видишь этого козла?

Фее надо было придумать, как продолжить поиски. Девушка искала помощи. У кого? Перед ней сидел только грязный пацан, вокруг – чужая и враждебная окраина Москвы.

– Пытался разглядеть пару раз.

– Ну и как он тебе?

Поддерживать столь интеллектуальные беседы пацану оказалось не по силам:

– Чё ты мне паришь? – начал заводиться он. – Чё крутишься, как Цискаридзе? Топай отсюда!

– Слушай, Маленький Мук, ты свои речевки забудь. Чердак проветри. Я тебе дело предлагать буду, – нашлась что ответить Фея.

– Да что ты можешь предложить? Ты свою капустку-то мимо рта… – Мальчуган вновь начал вещать что-то заученное.

Фея зло перебила:

– Кончай нарываться, а! Не то мимикрирую под здешние разложение и упадок.

Она шагнула к скамейке, абориген уважительно замолчал и поднял на нее краснющие пуговки глаз:

– Молчу, бля, Ковалевская Софья́… Сигареткой угости, мимикруха ты безжалостная.

Фея протянула кукиш к маленькому сопливому носу.

Потом развернулась и пошла к пятиэтажке, бросив за спину:

– Пойдем со мной.

Упырек, прихрамывая, зашагал к подъезду, бормоча под нос дворовые истины жизни.

По ступенькам шли тихо, стараясь не спугнуть тишину. Остановились у подоконника в пролете между четвертым и пятым. Фея наклонилась к своему сообщнику, вдохнув запах нечистой одежды, нечистого тела, сквозь который все-таки пробился молочный привкус детской кожи.

– Слушай, я сегодня была у этого мужика… Он сумасшедший. – И, увидев в глазах подростка, что это не впечатляет, скорее даже внушает почтение-уважение, добавила: – Маньяк, понимаешь? Кровавый. И если он будет меня потрошить, я обязательно расскажу, что ты тоже о нем знаешь. Впитал?

Мальчик кивнул. Тень страха даже не коснулась его лица.