Девушка, которой нет

Фея поежилась, отвела Ленку в сторону (Кристя метнулась в темноту, проведать других своих знакомых):

– Им ни телевизор смотреть, ни книг читать нельзя. Сейчас на человечество лучше опустить колпак Средневековья. Чтобы ни фантазий, ни иллюзий. Работа по шестнадцать часов в день и кровавые подвиги ради куска хлеба.

– Ты, старушка, напиши подробную инструкцию чиновникам. Чего можно, чего нельзя. Думаю, им сейчас не до теорий. Вторую неделю сбиваются со счета пропавших, бесхозных и недееспособных. Лучше забери отсюда десяток сирот – если все так же бодренько будет продолжаться, скоро никаких спортзалов не хватит.

Рядом, в густой темноте угла, раздалось всхлипывание.

– Кто здесь? – Фея шагнула на звук.

Тень, вжавшаяся в угол, оказалась возмутительно маленькой девочкой, укутанной в спортивный костюм. Его размер легко подошел бы Александру Валуеву. Малышка пошевелилась, из ее руки брызнул красный свет, который она направила снизу вверх на заплаканное лицо.

– Почему у тебя фонарик красненький? – заворковала Ленка – даже с агрессивным гуманоидом она не стала бы говорить столь нежно.

Девочка зашепелявила:

– Магарыч шказал – это у него пошледний. Ш крашным штеклом. Де-фек-тив-ный, – с трудом выговорила она. – Такой же, как я.

– С чего это ты взяла? – возмутилась Фея.

– Меня бросили, – не задумываясь, ответила малышка. – Я проснулась… никого нет.

К ним протиснулся Лось и важно сообщил:

– Она три дня дома одна просидела. Бананы с кетчупом жрала. Дома не нарыдалась, теперь здесь целый день ревет.

– Как тебя зовут?

– Капа.

Фея присела рядом, включила Петрухин фонарь и рассмотрела, что щеки у малышки пунцовые от слез, а волосы не мыты и не чесаны, наверное, с того самого дня, как Фея обработала косой внутренний периметр Кремля.

– Ты почему не спишь? – спросила Фея.

– Не хочу. На этом. – Капа показала на кровать, выглядящую как царское ложе по сравнению с продавленной раскладушкой, на которой утвердился Лось.

– Позавчера там один хмырек исчез. – Лось с удовольствием пустился в объяснения. – Его из Черемушек привезли. Огромный, как Годзилла. Двенадцать лет. Он мне целый день сливу делал – нос до сих пор болит.

– Петрухина смена была, – добавила подошедшая Кристя. Она подвела еще одну девочку, усадила ее на колени и стала укачивать. – Мы с ним заведение вдоль и поперек прочесали. Лучше, чем нацисты варшавское гетто в сорок третьем… Мальчика не нашли.

Фея сорвалась со скамейки. Через пять минут она вернулась. Сзади семенил радостный Петруха. Он с грохотом волочил за собой огромную раскладушку. Раньше на ней по очереди кемарили менты. Ради тех денег, которые предложила за нее девушка, они согласились бы дремать на углях, перемешанных с битым стеклом и навозом.

Фея перестелила постель.

– Давай, я тебе расскажу про одного дядю, который сейчас летает по нашему небу и смотрит, чтобы с людьми не происходило никаких огорчений. Особенно с такими маленькими и симпатичными.

Капа кивнула и уцепилась за руку Феи.

Они выбрались из спортзала глубоко за полночь. Робкая летняя ночь готовилась капитулировать. Кристя спрятала в сумочку рисунок, который подарила ей одна из наперсниц:

– Днем им делать нечего. Вот они выдрыхнутся, потом до утра куролесят… Я уже не могу сюда не ездить. Как наркотик.

Ленка остановилась и обернулась к приюту:

– Теперь я могу рассказать самую короткую, но самую пронзительную историю любви.

– Некоторые истории можно и не рассказывать. – Фея как завороженная смотрела на окна спортзала, из которых все реже выблескивал свет фонарей. – Эти выключающиеся фонарики могут и без слов разбить самое равнодушное сердце.

– Вот вам сюжет, – перебила Ленка: – родительская любовь, в которой еще вчера радостно бултыхались эти дети, может пойти на это. – Она протянула руку, и с нее вспорхнула белая капустница.

– У тебя получилось? – ахнула Фея. – Придумала бабочку?

– Нет, это бабочка придумала меня.

Ленка отвернулась, чтобы Фея не увидела ее слез.

Фея и не увидела. Она постаралась говорить бодро и уверенно, будто в их жизни не случилось двух страшных часов в компании детей, потерявших родных и близких:

– Ну что, осознала магические механизмы?

– Еще бы. – Ленка уселась на траву и закурила. – Всю себя я оставила там. Здесь просто жирный призрак, ожидающий исчезновения в лучах наступающего дня.

Они бесконечно долго наблюдали, как утихает фонарная суета. Наконец, спорткомплекс укрылся темнотой, истончившейся под напором сумерек. Дети сдались сну.

– Пойдем. Нас ждут великие. – Ленка показала на сиреневый бок дирижабля над Москвой. Даже из этой глухомани можно было наблюдать за подвигами «Нашего Неба».

Девушки устало поплелись к машине. В груди Феи бесшумно лопнула одна из вечно натянутых струн. Она не удержалась – бросила взгляд назад. В это мгновение в нижнем углу торжественного, как алтарь, окна, словно прощаясь с нею, заморгал красный лучик.

Николай Караченцов (М. Дунаевский, Н. Олев): «Вакханалия азарта»