Он прессовал ее до тех пор, пока ее трижды не вырвало в мусорную корзину, и изо всех сил ругал ее. Она с успехом отругивалась. А потом ушла, переоделась и покинула зал, даже не попрощавшись, и на Обинце, как это с ним часто случалось в такие минуты, нахлынуло ощущение пустоты. Возможно, он был даже немного в нее влюблен. Во всяком случае, неравнодушен – а как можно было оставаться равнодушным к девушке, боксирующей таким образом?
Последнее, что он видел, были ее икры, исчезавшие вверх по лестнице, и поэтому Обинце не имел представления о том, что, когда она вышла на Хурнсгатан, мир у нее перед глазами покачнулся. Лисбет, тяжело дыша, оперлась о стену дома. Немного постояв, она двинулась дальше, в сторону своей квартиры на Фискаргатан, и, добравшись до дома, выпила еще один большой стакан кока-колы, а также пол-литра сока. Затем рухнула в постель и минут десять-пятнадцать смотрела в потолок, думая то об одном, то о другом – о сингулярностях, горизонтах событий, о некоторых особых аспектах уравнения Шрёдингера, об Эде-Кастете и многом другом.
Только когда мир обрел прежние краски, Саландер снова встала и подошла к компьютеру. Как бы она внутренне ни сопротивлялась, ее постоянно тянуло туда с силой, не ослабевавшей с самого детства. В этот день Лисбет не была расположена к каким-нибудь более сложным эскападам. Она лишь вломилась в компьютер Микаэля Блумквиста – и в следующий миг остолбенела. Она просто отказывалась верить. Ведь они только что шутили по поводу Бальдера. А теперь Микаэль написал, что тот убит, застрелен двумя выстрелами в голову.
– Проклятье, – пробормотала Саландер и принялась просматривать в Интернете вечерние газеты.
Там об этом еще ничего не говорилось – впрямую. Впрочем, многого не требовалось, чтобы понять, что за сведениями о «шведском ученом, застреленном у себя дома в Сальтшёбадене», скрывался именно Бальдер. Полиция явно пока отмалчивалась, а журналисты не проявили себя особенно ловкими ищейками – вероятно, потому, что еще не поняли масштаба происшествия или не приложили достаточных усилий. Этой ночью, очевидно, произошли более важные события: буря и отключение электричества по всей стране, безумные задержки поездов и кое-какие новости в жизни знаменитостей, в которые Лисбет даже не попыталась вникнуть.
Об убийстве писали только, что оно произошло около трех часов ночи и что полиция опрашивает соседей в поисках свидетельских показаний и любых наблюдений, показавшихся необычными. Подозреваемого у полиции пока нет, но свидетели, судя по всему, заметили на участке незнакомых и подозрительных лиц. О них требуется более подробная информация. В конце статей сообщалось, что ближе к вечеру состоится пресс-конференция под руководством комиссара уголовной полиции Яна Бублански. Лисбет грустно улыбнулась. Ей доводилось иметь кое-какие дела с Бублански – или Бублой, как его иногда называли, – и она подумала, что, пока к его рабочей группе не подключат какого-нибудь кретина, расследование будет вестись довольно эффективно.
Затем она еще раз перечитала сообщение Блумквиста. Ему требовалась помощь, и Лисбет, не раздумывая, написала: «О’кей». Не только потому, что он ее об этом попросил. Она воспринимала это как личное дело. Скорбь, в традиционном смысле, была ей чужда. Но зато присутствовала злость, холодная тикающая ярость, и хотя она испытывала к Яну Бублански определенное уважение, на служителей правопорядка Лисбет просто так не полагалась. Она привыкла брать дело в свои руки, и у нее имелись всевозможные причины для того, чтобы узнать, почему Франса Бальдера убили. Ведь она не случайно разыскала его и приняла деятельное участие в его ситуации. Вполне возможно, что его враги были и ее врагами тоже.
Все началось со старого вопроса: не продолжает ли ее отец в каком-то смысле жить дальше? Александр Залаченко, Зала, не только убил ее мать и испортил ей детство. Он еще руководил криминальной структурой, торговал наркотиками и оружием, жил за счет использования и унижения женщин, а такое зло, согласно ее убеждению, бесследно не исчезает. Оно просто переходит в другие формы жизни, и еще с того дня, чуть более года назад, когда Лисбет проснулась на рассвете в отеле «Замок Эльмау» в Баварских Альпах, она проводила собственное расследование того, что произошло с этим наследством.
Однако оказалось, что его бывшие подельники в основном стали неудачниками, распутными бандитами, грязными сутенерами или мелкими гангстерами. Подлеца, равного по масштабу ее отцу, ни из кого не получилось, и Лисбет долго пребывала в убеждении, что их организация со смертью Залаченко выродилась и развалилась. Тем не менее она не сдавалась – и в конце концов наткнулась на кое-что, дававшее ее поискам совершенно неожиданное направление. Привели ее туда следы одного из молодых адептов Залы, некоего Зигфрида Грубера.