Девушка, которая застряла в паутине

Бальдер встретился с Лисбет во время лекции в Королевском технологическом институте, где он рассказывал о технологической сингулярности, о гипотетическом состоянии, когда компьютеры станут умнее человека. Он как раз начал объяснять понятие сингулярности в математическом и физическом значении, когда открылась дверь и в зал вошла одетая в черное худенькая девушка. Первой его мыслью было сожаление о том, что наркоманам больше некуда пойти. Затем он задумался о том, действительно ли эта девушка наркоманка. Она выглядела не такой опустившейся, как они. Зато казалась усталой и недовольной и, похоже, совсем не слушала его лекцию. Просто сидела, бесформенно нависая над столом. В конце концов, посреди рассуждения о сингулярной точке в комплексном математическом анализе, где пределы становятся бесконечными, он прямо спросил ее, что она обо всем этом думает. Это было зло, по-снобистски. Зачем ему понадобилось вколачивать ей в голову собственные фанатичные знания?

И что же произошло? Девушка подняла взгляд и сказала, что ему бы лучше вместо того, чтобы сыпать направо и налево сумбурными понятиями, проявить скепсис, раз уж основа его расчетов разваливается. Это скорее не какой-то физический коллапс в реальном мире, а признак того, что его собственная математика не отвечает требованиям, и поэтому он, по большому счету, занимается чистым популизмом, мистифицируя сингулярности черных дыр, когда глобальной проблемой явно является отсутствие в квантовой механике способа подсчета гравитации.

Затем она с холодной откровенностью, вызвавшей в зале шум, полностью раскритиковала процитированных им теоретиков сингулярности, и он сумел в ответ лишь ошеломленно спросить:

– Кто вы, черт возьми, такая?

Так они познакомились, и позже Лисбет поражала его еще несколько раз. Она молниеносно – или с одного такого сверкающего взгляда – сразу поняла, чем он занимается, и когда Бальдер в конце концов сообразил, что у него похитили технологию, то обратился к ней за помощью, и это их сплотило. С тех пор у них появилась общая тайна. И вот теперь он стоял в спальне и думал о Лисбет…

Но тут размышления Франса резко прервались. Его вновь охватило леденящее беспокойство, и он глянул через дверной проем на огромное окно, выходящее на воду.

Перед окном стоял какой-то рослый тип в темной одежде и плотно прилегающей черной шапке с фонариком на лбу. Этот тип делал что-то с окном. Он быстрым, мощным рывком очертил окно, примерно как художник, готовящийся к новой работе, и прежде чем Франс успел даже вскрикнуть, стекло рухнуло, и тип пришел в движение.

Тип именовал себя Яном Хольцером и чаще всего говорил, что занимается вопросами безопасности предприятий. На самом же деле он являлся бывшим русским солдатом элитного подразделения и скорее не изыскивал новые возможности обеспечения безопасности, а преодолевал их. Он проводил операции типа этой, и, как правило, настолько тщательно их подготавливал, что риски бывали вовсе не столь велики, как можно было предположить.

У него имелся маленький штат толковых людей, и хотя он был, конечно, уже не молод – пятьдесят один год, – но поддерживал форму с помощью усиленных тренировок и был известен своей эффективностью и умением импровизировать. Если возникали непредвиденные обстоятельства, он принимал их во внимание и менял план.

Утраченную юношескую легкость Хольцер компенсировал опытом, а иногда – в ограниченном кругу, где мог говорить открыто, – рассказывал о некоем шестом чувстве, приобретенном инстинкте. Годы научили его, когда требуется выждать, а когда решиться, и несмотря на то, что пару лет назад он совершил большую оплошность и проявил признаки слабости – человечности, сказала бы его дочь, – сейчас он чувствовал себя компетентнее, чем когда-либо.

К нему вернулись радость работы, прежнее ощущение нерва и напряжения. Правда, он по-прежнему пользовался лекарствами – принимал перед операцией по десять миллиграмм «Стезолида». Но только для того, чтобы увеличить точность стрельбы. В критические минуты он сохранял ясную голову и концентрацию, а главное, всегда выполнял намеченное. Ян Хольцер был не из тех, кто предает или сбегает, – так считал он сам.

Тем не менее этой ночью, хотя работодатель подчеркивал необходимость торопиться, он взвешивал, не прервать ли ему операцию. Одним из факторов была, конечно, непогода, вынуждавшая работать в неуправляемых условиях. Впрочем, сама по себе буря никогда не являлась достаточной причиной, чтобы заставить его даже обдумывать отмену операции. Он был русским и солдатом, поэтому ему доводилось воевать в худших условиях, чем эти, и он ненавидел людей, ноющих по пустякам.