Девушка, которая застряла в паутине

Он поступил, как идиот. Но теперь ему предстояло вернуть долг и позаботиться о сыне, и он с жаром принялся за дело. Заказал медицинские карты, обзвонил специалистов и педагогов – и быстро понял, что деньги, которые он посылал, тратились не на Августа, а разошлись на что-то другое; наверняка на загулы и карточные долги Лассе Вестмана. Мальчика, похоже, в основном оставляли плыть по течению, позволяя ему закоснеть в навязчивых привычках, и, вероятно, подвергали намного худшим вещам, что стало одной из причин возвращения Франса домой.

Ему позвонил один из психологов, чтобы выразить беспокойство по поводу таинственных синяков на теле мальчика, и Франс тоже обратил на них внимание. Они присутствовали у Августа повсюду – на руках и ногах, на груди и на плечах. По словам Ханны, синяки появились в результате собственных припадков мальчика, когда тот метался то туда, то сюда, и Бальдеру действительно довелось наблюдать один из таких припадков уже на второй день, что напугало его до безумия. Однако, по его мнению, синяки имели какое-то иное происхождение.

Заподозрив насилие, он обратился за помощью к терапевту и бывшему полицейскому, которых знал лично, и хотя те не смогли с полной уверенностью подтвердить его подозрения, Бальдер еще больше заволновался и написал ряд официальных писем и заявлений. О мальчике он чуть ли не позабыл. Забыть о нем было на редкость легко. Август в основном сидел на полу в комнате с выходящими на море окнами, которую обустроил для него Франс на вилле в Сальтшёбадене[1], и складывал пазлы, безнадежно трудные пазлы, состоящие из сотен кусочков, которые он виртуозно составлял вместе только для того, чтобы сразу опять разбросать их и начать все заново.

Поначалу Франс смотрел на него с восхищением. Это было все равно, что наблюдать за работой великого художника, и иногда у него возникала иллюзия, что мальчик в любой момент поднимет глаза и скажет ему что-нибудь совершенно взрослое. Но Август не произносил ни слова, а если поднимал голову от пазла, то смотрел мимо него в сторону окна и отражавшегося в воде солнечного света, и в конце концов Франс оставил его в покое. Август получил возможность сидеть в одиночестве, и, честно говоря, Франс редко выводил его на улицу, даже в сад.

Чисто формально Бальдер не имел права заботиться о мальчике и не хотел чем-либо рисковать, прежде чем наведет порядок в юридической стороне вопроса, поэтому все покупки, приготовление еды и уборку он препоручил домоправительнице Лотти Раск. По этой части Франс силен не был. Он хорошо разбирался в компьютерах и алгоритмах, но больше почти ни в чем, и чем дальше, тем больше занимался ими и перепиской с адвокатами, а по ночам спал так же плохо, как в США.

Вскоре ему предстояли вызовы в суд и разные бури, и по вечерам он выпивал бутылку красного вина, обычно «Амароне», но помогало это лишь на короткое время. Чувствовал он себя все хуже и мечтал о том, чтобы раствориться в воздухе или скрыться в каком-нибудь гостеприимном месте у черта на куличках. Но вот в одну ноябрьскую субботу кое-что произошло. Вечер выдался ветреный и холодный, они с Августом шли по улице Рингвэген в районе Сёдер[2] и мерзли.

Перед этим они ужинали у Фарах Шариф, на Цинкенс-вэг, и Августу давно пора было спать. Но ужин затянулся, и Бальдер излишне разговорился. Фарах Шариф обладала способностью вызывать людей на откровенность. Они с Франсом знали друг друга еще по лондонскому Империал-колледжу, где вместе изучали компьютерные науки, а на сегодняшний день Фарах была одной из немногих в стране, кто соответствовал уровню Франса или, по крайней мере, мог достаточно хорошо следить за ходом его мыслей, и для него было невероятным освобождением встретиться с понимающим человеком.

Впрочем, она ему еще и нравилась, однако, несмотря на неоднократные попытки, ему так и не удалось ее соблазнить. Соблазнять женщин Бальдер умел плохо. Но на этот раз ему на прощание досталось объятие, почти поцелуй, и Франс расценил это как большой успех, о чем он и думал, когда они с Августом проходили мимо стадиона «Цинкенсдамм». Франс решил, что в следующий раз наймет няню и тогда, возможно… Как знать?

Неподалеку лаяла собака. Позади него кричала женщина – то ли от возмущения, то ли от радости, сразу не разберешь, – но он смотрел в сторону улицы Хурнсгатан и перекрестка, где намеревался поймать такси или сесть на метро, чтобы доехать до Шлюза[3]. В воздухе запахло дождем, светофор у перехода переключился на красный, на другой стороне улицы остановился потрепанный мужчина лет сорока, показавшийся Франсу смутно знакомым.