Мириам By захлопнула дверь и заперла ее на новый замок. Тони Скала просунул палец в щель для почты и приоткрыл крышку:
— Мириам! Рано или поздно вам придется поговорить с прессой. Я хочу вам помочь.
Она сжала кулак и стукнула по двери. Тони Скала, которому она прищемила пальцы, взвыл от боли. Затем она заперла внутреннюю дверь, пошла в спальню, легла на кровать и зажмурилась. «Лисбет! Когда я доберусь до тебя, я тебя задушу!» — думала она.
После поездки в Смодаларё Микаэль Блумквист в тот же день навестил еще одного из тех людей, которых Даг Свенссон собирался разоблачить в своей книге. Таким образом он за неделю проверил шестерых из тридцати семи человек в своем списке. Последний был судьей. Сейчас он уже вышел на пенсию и жил в Тумбе, но в свое время провел несколько процессов, в которых дело касалось проституции. В отличие от других этот чертов судья ничего не отрицал, не пытался угрожать и не умолял о пощаде. Он, напротив, без обиняков признал, что, дескать, да, трахался с девчонками из Восточной Европы. Никакого раскаяния не испытывает. Проституция — это, мол, вполне почтенная профессия, и он только оказал девчонкам услугу, став их клиентом.
В десять часов вечера, когда Микаэль проезжал Лильехольм, ему позвонила Малин Эрикссон.
— Привет, — сказала Малин. — Ты видел утренние газеты?
— Нет. А что там такое?
— Только что вернулась домой подруга Лисбет Саландер.
— Кто-кто?
— Лесбиянка по имени Мириам By, которая живет в ее квартире на Лундагатан.
«Ву, — вспомнил Микаэль. — На двери было написано «Саландер — Ву»».
— Спасибо за звонок. Я еду.
Новость о возвращении Мириам Ву появилась в одном из вечерних выпусков утренних газет в половине восьмого вечера. Вскоре к ней обратились за комментариями из «Афтонбладет», а через три минуты после этого звонка — из «Экспрессен». «Актуэльт» опубликовала эту новость, не называя ее имени, но к девяти часам к ней успели уже обратиться за комментариями не менее шестнадцати репортеров различных средств массовой информации. После этого Мириам Ву выдернула телефонный шнур из розетки и выключила мобильник.
Двое из них позвонили ей в дверь. Мириам Ву не вышла на звонок и погасила в квартире все лампы. Следующему журналисту, который будет к ней приставать, она готова была разбить нос. В конце концов она включила мобильник и позвонила приятельнице, жившей поблизости в районе Хорнстулла, с просьбой пустить ее к себе переночевать.
Она незаметно вышла из подъезда своего дома буквально за пять минут до того, как к нему подъехал Микаэль Блумквист и позвонил в пустую квартиру.
В субботу Бублански позвонил Соне Мудиг в десять утра. Она проспала в этот день до девяти, потом возилась с детьми, пока муж не увел их на прогулку, чтобы заодно купить что-нибудь вкусненькое.
— Ты читала сегодняшние газеты?
— Вообще-то нет. Я проснулась только час назад и была занята с детьми. Что-нибудь случилось?
— Кто-то в группе сливает информацию прессе.
— Это мы давно уже знаем. Кто-то несколько дней назад передал им данные медицинской карточки Лисбет Саландер.
— Это сделал прокурор Экстрём.
— Да что ты?
— Конечно он. Это же ясно. Хотя он, разумеется, никогда в этом не признается. Он старается подогреть интерес, когда ему это выгодно. Но это другое дело. Некий журналист по имени Тони Скала беседовал с кем-то из полицейских, который слил ему кучу информации о Мириам Ву. Между прочим, там были детали, всплывшие вчера на допросе. Как раз это мы собирались придержать, и теперь Экстрём в ярости.
— Вот черт!
— Журналист не называет имен. Он описывает свой источник как «человека, занимающего ведущее место в процессе расследования».
— Скверно, — сказала Соня Мудиг.
— Один раз в статье источник упомянут как «она».
Соня промолчала двадцать секунд, переваривая услышанное. В следовательской группе она была единственной женщиной.
— Бублански, я не говорила ни слова ни одному журналисту. Я не обсуждала ход следствия ни с одним человеком извне. Даже со своим мужем.
— Я верю тебе и ни секунды не думал, что информацию сливаешь ты. Но к сожалению, так думает прокурор Экстрём. Сейчас в выходные на дежурстве сидит Ханс Фасте и не скупится на всякие намеки.
Соня Мудиг почувствовала вдруг, что ей стало нехорошо.
— И что же теперь?
— Экстрём требует, чтобы тебя отстранили от следствия до тех пор, как этот вопрос не прояснится.
— Но это же какое-то безумие! Как я докажу…
— Ты не должна ничего доказывать. Доказывать будет тот, кому поручено расследование.
— Я знаю, но ведь… Черт знает что! Сколько времени займет расследование?
— Расследование уже проведено.
— Что?
— Я спросил. Ты сказала, что не сливала информацию. Таким образом, дело расследовано, и мне осталось только написать соответствующий рапорт. Встретимся в понедельник в кабинете Экстрёма и зададим вопросы.
— Спасибо тебе, Бублански!
— Не стоит благодарности.
— Однако проблема осталась.
— Я знаю.
— Если я не сливала информацию, то, значит, это сделал кто-то другой из нашей группы.
— У тебя есть предположения?
— Сгоряча я бы сказала, что это Фасте… Но на самом деле я так не думаю.