Отец бросает на меня быстрый взгляд: прекрасно, теперь он станет думать, что я отец этого ребенка. Эта мысль не так ужасает, как пару недель назад, но явно не из той категории, которая могла бы порадовать мое бедное сердце.
- Мы устали с дороги, - произношу своим привычным в общении с домочадцами тоном, и Эмили враз сникает, перестав ворковать над Ангеликой вместе с Шарлоттой. Только проводит рукой по своей вымазанной в синей краске футболке и приглаживает слегка растрепавшиеся волосы...
Да, видок у нас еще тот, однако вопросов никто не задает, что само по себе достижение. Адриан произносит:
- Мы отложили ужин до твоего... вашего приезда, - поправляется он. - Можете привести себя в порядок и спускаться в столовую. Это все ваши вещи? - он указывает на мою спортивную сумку и чемодан Катастрофы. Отвечаю «да», и Адриан добавляет: - Где находится твоя комната, ты знаешь... - и замолкает, глядя на Эмили, должно быть, не решаясь задать щекотливый вопрос.
- А Эмили вполне подойдет гостевая комната, - заканчиваю за него. - Я покажу ей, где она находится.
Мы поднимаемся на второй этаж, и какое-то приятное чувство, с трудом мною определяемое, наполняет каждую клеточку моего организму. Это не радость, нет, - это что-то из разряда непознанного. Таким пусть и остается...
- Вот, это твоя новая комната, - отворяю дверь и ставлю у порога чемодан Катастрофы, а сам наблюдаю за ее реакцией. Комната оформлена в персиковых тонах - мама всегда любила теплые оттенки - и вечернее солнце дарит необыкновенный уют односпальной кровати у стены и шифоньеру с витыми завитушками.
- Как красиво! - восхищается девушка-катастрофа, продолжая любоваться окружающей обстановкой. Что уж говорить, это не моя квартирка в Мюнхене - это хоромы настоящей принцессы.
- Красиво, - не могу не согласиться я, - только кровать маловата. - И понизив голос: -Однако ты всегда можешь прийти спать в мою. В моей комнате кровать намного больше!
Эмили оборачивается, глядит на меня с хищным прищуром - вроде как, оскорблена подобным предложением! - а потом вдруг кидается ко мне на шею и крепко целует в губы. Я опешиваю на мгновение - что за телячьи нежности! Я не большой поклонник подобных - однако губы у нее горячие, а грудь так сексуально упирается в мою грудную клетку, что я невольно поддаюсь порыву: прижимаю ее к себе еще плотнее и углубляю поцелуй. Катастрофа не сопротивляется, только запускает руки мне под футболку и распаляет еще больше.
- Давай опробуем для начала твою кровать, - предлагаю ей на полном серьезе, но девушка качает головой.
- Мы не можем, нас ждут к ужину.
- Плевать. Я бы лучше поужинал тобой!
Ее приоткрывшиеся губы, раскрасневшиеся от поцелуев, так и манят ко второму раунду. Кто бы мог подумать, что она так здорово целуется! Однако Катастрофа отстраняется... Не пойму, в чем причина столь резкой перемены, только она меня не радует.
- Нет, было бы невежливо не спуститься к ужину. Я и так чувствую себя не в своей тарелке...
- Брось, это всего лишь Шарлотта, брюхатая женушка моего папаши... - и осекаюсь при виде ее недовольного личика. - Что, она все-таки брюхатая!
- Я, знаешь ли, тоже была «брюхатой», - произносит она по слогам, как будто бы вдалбливая слова неприятного прямо в мой мозг. - И это было прекрасно.
Приходится признаться:
- Не люблю беременных - они выглядят смешно, что бы ты там ни говорила.
- Ты и детей не особо любил, - парирует Катастрофа, - однако мне начинает казаться, что Ангелика тебе не так уж безразлична, как ты хочешь показать...
Абсолютно бредовая идея, от которой я отмахиваюсь такими словами:
- Все, я пошел принимать душ. Встретимся минут через десять... - И уже вполоборота: -Тебе бы тоже не мешало освежиться: может быть, холодная водичка освежит твои катастрофически взопревшие мозги. - Захлопываю дверь ее комнаты и иду к себе.
Глупая девчонка полагает, что, если я проявил немного человеколюбия, меня уже можно в чем угодно обвинить: например, в расположении к пискле. От возмущения едва не ошпариваю себя кипятком и шиплю самым диким образом...
И все-таки приятно, приходит в голову шальная мысль, иметь под рукой всегда покорное соблазнительное тело... Нет, может, и не совсем покорное, но соблазнительное в любом случае. Покорность же - дело практики, тем более, что девчонка меня хочет. А большего мне и не требуется...
Через целых пятнадцать минут, когда мне приходится торчать в ее ожидании под дверью запертой комнаты, она-таки появляется в летнем сарафане на тонких бретельках и извиняющейся улыбкой на губах.
- Прости, чуток припозднилась, - небрежно бросает она, направляясь в сторону лестницы, и я, зачарованный танцем широкой юбки вдоль длинных соблазнительных ножек, на автомате отзываюсь:
- Ничего страшного, сойдет.
Только в холле я, опомнившись, и спрашиваю:
- А где же Ангелика?
- Спит. Спасибо, что поинтересовался! - И все это с таким видом, что я невольно улавливаю какой-то скрытый подтекст.
Что это еще за «Спасибо, что поинтересовался»?
Катастрофически непонятная девушка, как, впрочем, и каждая представительница этого проклятого племени.