Девушка из снов

Сергей был для меня той половинкой, о которой мечтает каждая женщина. Я влюбилась в него с первого взгляда, только увидев его глаза. Это были глаза, известные всему миру! Это были глаза Пола Маккартни! Глаза «Битлз»! Это были самые красивые, карие и самые «блядские» глаза, которые сводят с ума всех женщин. Всех, без исключения! И я тоже была в их числе. Только мне повезло больше, чем остальным. Мы познакомились с ним на войне. Сейчас расскажу, как это было.

После окончания медицинского института, я решила жить самостоятельно без родителей и снимала себе крошечную комнату в многонаселённой коммуналке на Садовом Кольце. Получить квартиру от государства я даже и не мечтала, но купить кооперативную – шанс был. Надо было заработать денег. Но как? Медикам платили мало, на эти копейки не то, что квартиру, трусы нормальные не купишь. А Москва – город таких соблазнов! Так хочется жить хорошо, красиво!

Тогда в 1983-м медиков, особенно хирургов, вербовали в Афганистан. Дряхлеющие правители Советского Союза «с барского стола» обещали поддержку просоветскому режиму Наджибуллы, и в начале восьмидесятых ввели войска в Афганистан. Там была война: странная и страшная! Я подписала контракт на шесть месяцев и поехала работать хирургической сестрой в зону военных действий в провинции Кундуз. Мне было всего двадцать шесть – девчонка! Я не представляла себе всей сложности и опасности моей предстоящей работы.

Прибыв в афганский город Герат, меня для адаптации посадили заполнять документы на «груз-200», чем я и занималась первую неделю. Странно и страшно было заполнять документы, где в графе «состояние» всегда ставишь одно слово «убит». Было не понятно: кто кого убивает, кто кого защищает. За какие такие идеалы идут умирать наши мужчины? Мужчины, которым было всего девятнадцать – двадцать лет! Наши мальчики! Наши дети! Кого они защищают здесь в чужой стране? Наджибуллу? И, главное, от кого? От своего народа? В Политбюро, видимо, забыли, что ещё никому не удавалось завоевать Афганистан. Никому и никогда! И десятки тысяч убитых мальчишек, отправляли в Россию, возвращая матерям их мёртвых сыновей.

Этому не было конца: мальчишки прибывали и прибывали в Афган почти каждую неделю… И возвращались назад… тысячами… в пластиковых пакетах, в цинковых гробах, с прикреплённой идентификационной биркой.

Через десять дней я уже ассистировала лучшим хирургам в районе боевых действий в провинции Кундуз. Мы работали каждый день, сменяя друг друга, без перерывов и сна. Расписания работы не было, потому что работа была всегда. Когда валились с ног от напряжения, спали здесь же, где принимали раненых, отгородившись походной ширмой из брезента. Никто из медиков не жаловался, стоя у операционного стола по двенадцать, а иногда, шестнадцать часов каждый день! При изнуряющей жаре плюс пятьдесят пять, в насквозь промокших от пота халатах, надетых на голые тела, мы – хирурги, были одержимы только одним желанием: спасти как можно больше парней! А их привозили и привозили: окровавленных, с оторванными ногами или руками. Мы отсекали всё, что уже невозможно было восстановить и сохраняли всё, в чём жизнь ещё теплилась. Мы исполняли свой долг! И это тоже был подвиг! Подвиг наших русских хирургов! Не все из них вернулись с этой паршивой войны. Мне повезло. Меня хранил мой ангел… и любовь.

Сергея, старшего лейтенанта, привезли в санчасть, как легкораненого: пуля прошла навылет, повредила предплечье, не задев кость. Я сама осматривала его. Это была моя смена. Я валилась с ног от усталости! Врачей не хватало, хирурги все были заняты на операциях, а раненые стонали, плакали навзрыд и просили о помощи! Господи! Какие они были молодые! Ну, просто дети ещё! Один мальчишка, с ампутированной правой рукой, метался в беспамятстве и жутко кричал: «Мама! Мама!» Его крик разрывал мне сердце. Я сделала ему обезболивающий укол, стянула голову мокрой повязкой, и он затих на время.

Лейтенант сидел прямо на земле, молча, стиснув от боли губы. Одной рукой он придерживал другую: окровавленную и замотанную какой-то тряпкой.

– Какие красивые глаза! – взглянув на него, подумала я, – Где-то я уже видела эти глаза.

– Ваше имя? – спросила я, разматывая его рану на руке.

– Сергей. О-о-о, Святая Мария! – простонал он от боли.

– Даже имя моё знаете? Шустряк, однако!

– Не только имя. Я уже почти люблю Вас, – корчась от боли, признался Сергей.

– Ложитесь сюда, – строго отрезала я и показала ему на топчан, набирая в шприц лекарство.

– Приляжете рядом? Или мне умирать в одиночестве?

– А Вы непременно хотите в братской могиле? – съязвила я, обрабатывая ему рану и накладывая повязку.

Сил, говорить что-либо приятное, просто не было. А он смотрел на меня, как на чудо из другого мира.

– Ну, что смотришь? – спросила его, – больно тебе?

– Сейчас уже нет. Больно то, что такие куколки здесь на войне со смертью борются. Давно здесь?

– Три месяца уже.

– Снайперов не боишься?

– Боюсь. А ты слышал? На три дня назад доктора Бровко прямо на операции… Пулей в голову… Ужас! Его вчера самолётом… в Москву.

– Как тебе эта жара?