Обстановка дома стала совершенно невыносимой. Дядя Фрэнк дошел до такой ярости, что стал почти каждый вечер поднимать на меня руку. Он напивался, а потом приходил в мою спальню и начинал орать. Мол, всем соседям теперь ясно, кто я такая – проститутка, шлюха последняя. Я же сворачивалась клубком на постели, ожидая неизбежной боли и мечтая, чтобы ты сейчас же вошел и одним ударом уложил его на пол. Мама, по мере возможности, старалась защищать меня, вставала между нами, но однажды не успела, и Фрэнк приложился ко мне кулаком с такой силой, что я всерьез испугалась за жизнь нашего будущего ребенка. Дома мне было очень плохо, поэтому, когда доктор Джейкобсон сообщил, что через отца Бенджамина нашел для меня место в приюте Святой Маргариты, я с облегчением поняла: мне есть куда уехать, скрыться от боли, постоянной напряженности и мучений моей матери из-за меня.
Но, оказавшись здесь, я чувствую себя глубоко несчастливой и даже тоскую по дому. Дядя Фрэнк отказался подвезти меня на машине, и мне пришлось добираться автобусом. Мама была настолько расстроена, что даже не попрощалась со мной. Приют Святой Маргариты расположен достаточно далеко: на окраине города Престон, прямо позади церкви.
«Вот твоя остановка, милая», – сказал мне водитель автобуса, хотя я не говорила ему, куда именно еду. Сколько же других девушек он высаживал здесь, невольно подумала я, а они неуклюже выбирались наружу, поскольку живот мешал им нести чемодан. И когда он уехал, оставив меня в одиночестве, я впервые увидела его: огромный дом в викторианском стиле, одиноко стоящий вдали. Его окружала высокая кирпичная стена, украшенная в центре воротами из кованого железа, запертыми на тяжелый навесной замок. Подойдя ближе, я обнаружила стальной колокольчик, свисавший вдоль стены. Немного поколебавшись, я подергала за язычок из стороны в сторону, и колокольчик издал пронзительный звон, спугнувший ворон с веток окрестных деревьев.
Я постояла там некоторое время и уже собиралась позвонить снова, когда в дверях дома показалась монахиня в черной сутане и стала спускаться ко мне по длинной, выложенной каменными плитами дорожке. Выглядела она очень серьезной, даже надменной. Руки держала, сцепив пальцы перед собой, и пока она молча шла ко мне, связка ключей у нее на поясе громко звякала, как у тюремщика.