Девушка из кошмаров

— Грани плоскостей миров не могут пересекаться, — отвечаю я. — Так считает Гидеон. Такого просто не может быть. Но у меня такое чувство, словно она пытается достучаться до меня. Я не слышу, что она говорит.

— Все так запутано, — шепчет Кармел. — Что ты собираешься дальше делать? — сначала она смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Томаса и маму. — Что нам всем дальше делать?

— Если я прав, тогда выясню, — отвечаю я. — Или же буду оставаться сумасшедшим по официальной версии. Но, если все же я окажусь прав, я выясню, чего она хочет. Что ее гложет. Мы все обязаны ей помочь.

— Ничего пока сам не предпринимай, — отзывается мама. — До тех пор пока я не поговорю с Гидеоном. Пока полностью не разберемся в этой ситуации. Мне это не нравится.

— Мне тоже все это не нравится, — соглашается Кармел.

Я смотрю на Томаса.

— Не знаю, согласен я с таким раскладом или нет, — он пожимает плечами. — Я имею в виду, что Анна была нашим другом или типа того. Поэтому не могу поверить, будто она хочет нам навредить или просто напугать. В первую очередь меня сейчас волнует атаме. Он реагирует на нее. Все-таки стоит поговорить еще об этом с Морфаном.

Все пристально смотрят на меня.

— Хорошо, — говорю я. — Подождем.

Но не слишком долго.

Глава 5

После ночи дрянного сна я сижу вместе с Кармел за кухонным столом Томаса и наблюдаю, как он и Морфран готовят завтрак. Они спокойно двигаются в своей домашней рутине, шаркая между столом и плитой, все еще полусонные. Морфран накинул плед поверх фланелевого халата, и это выглядит смешно. Вы никогда бы не догадались, что под халатом скрывается один из сильнейших вуду-мужчин в Северной Америке. Он похож на своего внука.

Раздается шипение, как только мясо попадает на горячую сковороду. У Морфрана привычка делать кольца болонской колбасы на завтрак. Это своего рода странно, хотя на самом деле очень хорошо. Сегодня утром у меня нет аппетита, но Томас ставит передо мной большую кучу кольцевой болоньи и яичницы, так что я разрезаю ее и распределяю вокруг так, чтобы придать вид того, что мне нравится есть. С другой стороны стола Кармел делает почти то же, что и я.

После того, как Морфран моет за собой тарелку, он сваливает часть болоньи в собачью миску Стеллы. Помесь черной лабрадорши вкатывается в кухню, будто она годами не ела. Морфран гладит ее толстый крестец и прислоняется к стойке со своей тарелкой, наблюдая за нами из-за очков.

— Слишком рано для встречи молодых охотников на привидений, — произносит он. — Должно быть, все плачевно.

— Это не плачевно, — бормочет Томас. Морфран фыркает, поедая свою яичницу.

— Вы не могли просто проснуться и сходить за колбасой, — говорит он, и это другое дело. Он называет кольца болоньи «колбасой».

— Апельсиновый сок восхитителен, — улыбается Кармел.

— Я покупаю тетрапак. А теперь выплюнь это. Мне нужно сходить в магазин, — он смотрит прямо на меня, когда говорит это.

В голове у меня выстроилась целая череда вопросов. Вместо этого я выпаливаю:

— Мы должны выяснить, что с Анной.

Должно быть, я говорю ему это уже в десятый раз, и ему так же надоело слышать об этом, как мне — говорить. Но это должно пройти. Мы нуждаемся в его помощи, а он ничего не предложил с той ночи, когда мы сражались с Чародеем, когда он разработал встречное заклятье, чтобы сохранить мне жизнь после того, как я был проклят, и помог Томасу с защитным заклинанием в доме Анны.

— Как колбаса? — спрашивает он.

— Хороша. Я не голоден и не собираюсь прекращать спрашивать.

Он перевел взгляд на мой рюкзак. Я никогда не достаю атаме, когда Морфран рядом. То, как он смотрит на меня, когда я это делаю, говорит, что это нежелательно.

Томас прочищает горло.

— Расскажи ему о Мари Ла Поинт.

— Кто такая Мари Ла Поинт? — спрашиваю я, когда Морфран обращает на Томаса свирепый взгляд, который говорит о том, что позже его закопают.

— Она… — Томас сомневался под пристальным взглядом деда, но в этот раз выиграю я. — Она колдунья-вуду на Ямайке. Морфран говорил с ней о… твоей ситуации.

— И что с моей ситуацией?

— В основном, только о Чародее. О том факте, что он был пожирателем плоти, что мог поглощать силу и сущность даже после смерти; я имею в виду, что плотоядность сама по себе является редкостью. То, чем стал Чародей после смерти, съев твоего отца и связав себя с атаме, питаясь через него, делает его почти что долбаным единорогом.

— Томас, — резко обрывает его Морфран. — Может, заткнешься? — он качает головой и бормочет себе под нос «единорог». — То, что сделал тот призрак — это взял древнее ремесло и перекрутил его в нечто неестественное.

— Я не имел в виду… — начинает Томас, но я его перебиваю.

— Что сказала тебе твоя подруга? — спрашиваю я. — Мари Ла Поинт. Ты узнавал у нее об Анне?

— Нет, — отвечает он. — Я спрашивал ее о Чародее. Узнавал, была ли разорвана связь между ним и атаме, если такое возможно.

Затылок покалывает, хотя мы и проходили это раньше.

— И что она сказала?

— Она сказала, что могла быть. Она сказала, что была. Она сказала, что может быть.