Девушка из Дании

Сразу после свадьбы и короткого медового месяца, проведенного в Сан-Диего, в люксе с видом на сад гостиницы «Отель дель Коронадо», где Грета каждый день плакала – не потому, что вышла за Тедди Кросса, а потому, что оказалась еще дальше от милой Дании и той жизни, какую мечтала вести, – ее родители отправили их в Бейкерсфилд. Мистер Уод купил молодоженам уютный коттедж в испанском стиле с красной черепичной крышей, фигурными севильскими решетками на окнах и небольшим гаражом под сенью бугенвиллеи. Миссис Уод прислала к ним Акико. Перила в бейкерсфилдском доме были из кованого железа, дверные проемы между комнатами сделаны в виде арок. Еще там имелся овально-изогнутый бассейн и маленькая гостиная с подиумом и книжными стеллажами. Коттедж стоял в окружении финиковых пальм, поэтому внутри всегда было сумрачно и прохладно.

Родители Тедди навестили их только один раз; это были сгорбленные люди с розоватыми от клубники пальцами. Они жили далеко за городом, на своем участке в несколько акров глинистой земли, в убогом двухкомнатном домишке, сбитом из эвкалиптовых досок. Их глаза-щелочки прятались в складках морщин, избороздивших лица от долгого пребывания на солнце. В гостиной Греты они едва смели дышать и, нервно вцепившись друг в друга, молча разглядывали окружающую их роскошь: испанский дом, пленэрный пейзаж над камином, клацающие деревянные сандалии Акико, которая вошла в гостиную с подносом. Грета налила гостям каркадэ со льдом, и они все вместе сидели на белых диванах, заказанных ее матерью в магазине «Гампс» в Сан-Франциско. И гости, и хозяева испытывали неловкость, молча жалея о том, что все так вышло. Грета сама отвезла свекра и свекровь обратно за город на своем спортивном «Мерсере Рейсэбауте»; авто было двухместным, так что миссис Кросс пришлось ютиться на коленях у мужа.

Машина неслась по дороге, а вокруг быстро темнело, и на окрестные поля уже наползали первые весенние заморозки. Ветер свистел под колесами, швыряя вверх комья грязи. Грета то и дело включала «дворники», чтобы очистить ветровое стекло от пыли, состоящей из смеси глины и песка. Вдалеке засветился фонарь над дверью дощатой хибары Кроссов. Глина из-под колес летела так сильно, что Грета не видела впереди ничего, кроме этого света. Очевидно, мистер и миссис Кросс думали об одном и том же, потому что миссис Кросс вдруг сказала:

– Там родился Тедди.

А мистер Кросс, держа жену в объятьях, произнес:

– Я всегда говорил, что он вернется.

Остаток весны Грета провела в полудреме на белых диванах гостиной с подиумом. Она ненавидела и Бейкерсфилд, и этот дом, а порой ненавидела даже ребенка, которого носила под сердцем. В то же время ненависть к Тедди Кроссу не вспыхнула в ней ни разу. После обеда она читала, а он регулярно приносил ей теплые полотенца на лоб. Живот быстро рос, и с каждым днем Грета чувствовала себя все отвратительнее. С конца апреля она стала проводить в гостиной и ночи, так как постоянная дурнота и неповоротливость не позволяли ей подниматься наверх. Тедди тоже переселился в гостиную и спал рядом, на раскладушке.

В начале июня Бейкерсфилд погрузился в летний зной; в девять утра столбики термометров показывали тридцать восемь градусов. Акико складывала для Греты бумажные веера, Тедди теперь клал ей на лоб холодные полотенца вместо теплых. А когда Грете становилось совсем плохо, Акико поила ее охлажденным зеленым чаем из лакированной чашки, а Тедди читал ей вслух стихи.

Но однажды, пока Тедди был в Пасадене – он поехал за гончарным кругом в старую мастерскую, которую до сих пор не закрыл, – жара и недомогание закончились. При помощи Акико, чьи волосы были черными как вороново крыло, Грета произвела на свет посинелого младенца с пуповиной, затянутой вокруг шеи, словно галстук. Она окрестила его Карлайлом, а на следующий день вдвоем с Тедди похоронила сына во дворе эвкалиптовой хибары Кроссов, закопав в пыльную глину на краю поля, где шептались между собой кустики клубники.

Глава пятая

Узкая мощеная улочка, пунктиром пролегавшая через Копенгаген, была темной и, на взгляд Лили, достаточно безопасной, чтобы провернуть одно тайное дельце. Фонарные столбы на ней просто не помещались: распахнутая створка окна на одной ее стороне едва не упиралась в раму напротив. Жильцы местных домов экономили на освещении, поэтому вокруг царил мрак, а свет горел лишь в двух-трех еще открытых заведениях. Среди них была турецкая кофейня, посетители которой сидели на бархатных подушках за стеклом. Дальше по улице, за плотно закрытыми ставнями, находился бордель с латунным звонком в форме соска. Еще дальше в полуподвале располагался бар; как раз когда Грета и Лили проходили мимо, тощий мужчина с напомаженными усами сбежал вниз по ступенькам и скрылся за дверью помещения, где собиралась компания ему подобных.