Девушка без недостатков

«Я бы отлично пообедал!»

«А я пообедал супом. Морковка прыгает!» — логично ответил ребенок.

«Ну надо же, какая прыгучая морковка, — с заискиванием просюсюкал Микрочип. — Вот видишь! Ты пообедал. А я голодаю. Отдай сельдь!»

Кот осторожно придвинулся к дитяти, но противный младенец тут же сделал страшную рожу. Он не собирался отдавать добычу без кровопролитного боя.

«Будь хорошим мальчиком!»

«А если засунуть ее в стиральную машину?»

«Дурачок».

«Сам дурак. А если положить в мамин принтер?»

«Совсем спятил».

«А если под подушку папе?»

Серебристо-черная рыбина обладала такими удивительными и неповторимыми качествами, что расстаться с ней не было никакой возможности!

— Боже мой, Эдуарденыш! — раздался сверху мамин голос. — Зачем тебе эта рыба? Ох, как же ты пахнешь!

«На, подавись!» успел прокряхтеть Эдик, выпуская из рук вожделенную селедку, и полетел: Маша взяла его под пузо, так же, как взяла бы и кота, и понесла в ванную мыться…

Пусть Валдаев и обещал семье Здоровякиных мир и душевное спокойствие, Илья подозревал, что его друг такой же гнилой предсказатель, как и коммерсант.

Потому что все попытки Ильи сблизиться с собственной женой натыкались на монументальную отвесную скалу. Здоровяки и карабкался по ней, словно Том Круз в «Невыполнимой миссии», цеплялся пальцами за острые выступы, обдирал кожу, ломал ногти, оступался, съезжал вниз, вновь упорно лез наверх, из-под его ног летели в пропасть камни и песок… Но всегда в последний момент он срывался и проваливался в черную дыру. Маша была непримирима. Только одна неотъемлемая роль Здоровякина — его отцовство — заставляла Машу терпеть присутствие мужа.

— Маруся, я пришел, — фальшиво приторно объявил Здоровякин, открывая дверь.

За дверью его ждало Куликово поле. Близнецов никак не удавалось пристроить в садик (теперь там переклеивали обои, и Маша даже предполагала, что ремонт затеяли именно для того, чтобы отдохнуть от братьев Здоровякиных), котят никак не удавалось вернуть скотине Валдаеву, а новую гувернантку никак не удавалось соблазнить перспективой общения с тремя головорезами.

Головорезы выскочили из разных углов навстречу отцу и запрыгали вокруг него с воплями «Папа, что ты купил?».

Здоровякин вручил каждому по вафле, поцеловал три наглые рожицы.

— А где мама?

— Мама у компьютера! - дружно ответили дети на риторический вопрос и смылись.

— Привет, — сказал Илья спине жены.

— Привет, — буркнула Мария, не оборачиваясь.

На ней была тонкая майка с завязками на шее, и по голой Машиной спине можно было изучать строение человеческого позвоночника. Мария никогда не отличалась особой массивностью, а сейчас, из-за переживаний, похудела еще больше. Здоровякин отметил это с какой-то щемящей жалостью и тут же подумал: жалость — как робкое послание любви, спрятанной в подполье, о чем говорил психолог Зигмунд А. Валдаев.

Илья осторожно потрогал хрупкий шейный позвонок и провел пальцами по ребрам. Маша нервно дернула плечами и сбросила руку мужа.

— Не мешай. Я в цейтноте.

— Надо сдавать программу? — участливо спросил Илья.

— Да.

— Для торгового дома?

— Да.

— Понятно.

Илья помедлил. Он надеялся услышать вопрос о том, как дела на работе. Или трогательную историю об очередных проделках их совместных детишек. Или жалобу на нянек, отказывающихся помогать семье с тремя дивными колорадскими жучками. Или хотя бы просьбу принести бокал кока-колы…

Но нет. Маша не отводила глаз от экрана, и присутствие мужа явно ее раздражало. Она кусала губы, терла лоб. Перезагрузила зачем-то компьютер…

— Поедим? — несмело предложил Здоровякин. — Я знаешь, купил…

Маша не дала Илье договорить. Она вдруг резко отпрянула от экрана, оттолкнулась руками от стола, отъехав в кресле. И посмотрела на Илью с гневом и презрением.

— Ну что ты пристал, а? — зло спросила она. — Почему вам всем что-то от меня надо? Почему я не могу десять минут посидеть спокойно, чтобы никто меня не дергал?!

— Ну что ты заводишься? — расстроился Илья. — Я просто предложил…

— Я не завожусь! Мне уже некуда! Разве ты не видишь, что здесь творится? Вы там с Валдаевым якобы работаете, а я здесь прохлаждаюсь!

— Я этого не говорил, Маша. Я понимаю, как тебе трудно!

— Ничего ты не понимаешь!

— Да я только предложил пообедать!

— Конечно! Вы все хотите есть! Вы всегда хотите есть! Ты, дети, коты! О, как вы мне все надоели!

В глазах у Маши стояли слезы, губы дрожали, на щеках пылали красные пятна. Здоровякин был уже сам не рад, что вообще заехал домой.

— Я все приготовлю… Я пожарю! Я просто хотел с тобой посидеть за столом, — начал оправдываться он.

— Ты думаешь, у нас можно посидеть за столом?! — закричала Маша. — В нашем-то дурдоме?!

— Мария, успокойся.

— Скажи, как?!

— Раньше ты умела относиться ко всему с юмором.

— Так это было раньше! И ты был другим, не помнишь? Ты любил меня.

— Я и сейчас люблю! — неожиданно пламенно воскликнул Здоровякин. Неожиданно для него самого.

— Я уже узнала, что значат твои слова. Ты меня любишь только потому, что Настасья далеко.

— Не будем про Настасью, прошу, — с болью сказал Илья.