Одно лицо в заднем ряду, старое, скорбное, привлекло мое внимание — да! — это был герцог Норфолк, отец моей первой загубленной любви, моего лорда, моего Серрея, избежавший плахи, где сложил голову его сын, чтобы все царствование моего брата протомиться в Тауэре, — кто бы выпустил такого упорного паписта? Теперь, когда на престол взошла Ее Католическое Величество королева Мария, Фортуна вновь вознесла его вверх!
Перед ним стояла странная пара: старая рыдающая женщина с бледным морщинистым лицом, рядом — улыбающийся белолицый юноша, высокий, стройный и прекрасный, как ангел. Даже не будь у него ярких золотисто-рыжих кудрей и длинных ног, как у всех Плантагенетов, я бы все равно узнала его. Со смешанным чувством радости и вины я смотрела на последних отпрысков Белой Розы: это были Эдвард Кортни и его мать, которых мой отец за принадлежность к королевскому роду пятнадцать лет назад бросил в тюрьму, где они и прожили все это время, погребенные заживо и всеми забытые.
Мария звенящим голосом приказала:
— Освободите их!
Потирая запястья, узники с трудом поднялись с колен. Иные трясли головами, словно не веря в свое освобождение. Теперь я заметила еще одно лицо, забытое с детства, — злобное, как у коршуна, грубое, смуглое, с всклокоченной бородой, однако с женскими презрительными, мягкими алыми губами… враг моих детских лет, ненавистный епископ Гардинер, еще один тайный католик, смятенный яростной силой Эдуардова протестантизма.
— Ваше Преосвященство епископ Винчестерский!
Он выступил вперед, сверкая невыразительными глазками.
— Ваше Величество, вы принесли мне Божье избавленье!
Марию переполняла радость, и неудивительно, если вспомнить, как она его обожала.
— Однако не легкую жизнь, сэр! Ибо я назначаю вас своим лордом-канцлером.
Он поклонился, но без удивления, — Мария знала, что делает. Она огляделась и обвела рукою бывших узников:
— Мы приглашаем вас на сегодняшний пир — пир благодарения и радости! Следуйте за нами!
Едва мы тронулись, она придержала поводья и обратилась ко мне.
— А за ужином, сестрица, — прошептала она, — приглядитесь-ка к молодому Кортни — что вы о нем думаете, если честно?
Что я о нем думаю? Что я могу о нем думать? Лишь один человек занимал мои мысли, покуда конские копыта стучали по брусчатке Тауэра, где нам предстояло дожидаться коронации. Считанные ярды отделяли меня от Робина, который томился в башне Бошамп вместе с четырьмя братьями, один из которых — девятидневный король Гилдфорд, муж Джейн и, подобно ей, пешка в руках своего отца — обречен на верную смерть. Но Робин? Может ли он рассчитывать на снисхождение? Я понимала, что не узнаю ответа, пока длится ликование — что может нарушить Мариино неземное счастье, ее неописуемое блаженство?
И все же, все же… неважно, что я думаю о Кортни, — почему королева, королева Мария, о нем думает? Ответ пришел тем же вечером, когда на пиру она угощала его и его мать, сидевших от нее по обе стороны. Он — внук Эдуарда IV и, значит, королевского рода. Католик, одной с Марией веры, высокий, красивый, золотоволосый и белолицый. И, что самое главное, уже не безусый юнец: в свои двадцать семь, проведя большую часть жизни в тюрьме, он по годам куда ближе к Марии, чем любой другой холостяк…
Собирается ли она за него замуж?
А если да, будут ли у них дети? Правда, она прожила на земле почти четыре десятка лет, но с молодым и страстным мужем, как показывает пример лорда Сеймура и королевы Екатерины, такое возможно.
А если возможное станет реальным?
Что будет со мной?
Глава 15
Весь август сияло солнце, и верилось, что после слякотного, склочного правления двух герцогов и череды неурожаев все-таки наступили лучшие времена. Мало кто горевал о Нортемберленде, когда тем же августом он поплатился за свои интриги головой; и милость Марии, словно солнце, воссияла над пятью его сыновьями и даже над «королевой» Джейн, даруя надежду и обещая мир.
Обещая мир — однако солнце светило все лето, и его палящие лучи, его яростный, неумолимый жар, непрошеные пожары в полях и в городах предсказывали дурное.
В своем восшествии на престол Мария сочеталась счастливым браком с любящим народом, и не было в Англии человека, который не желал бы ей долгой жизни и царствования. Радостная новость летела по городам и весям: скоро еще одно бракосочетание королевы; имя жениха — Кортни — было у всех на устах; и выбор королевы еще больше подогревал народную любовь.
Однако уже до коронации все предвещало, что медовый месяц окажется коротким. Началось с похорон нашего брата. Все это время он лежал непогребенный в закрытом свинцовом гробу, ведь он начал разлагаться еще при жизни. Теперь, когда пришла пора предать его тело земле, Мария распорядилась сделать это по полному обряду католического погребения.