Девственница

Стоит только подумать о Насте, и вся моя решимость, ошметки смелости, начинают рассыпаться. Я выть готова от страха. Как же больно, как же стыдно! Из последних сил сражаюсь с эмоциями, готовыми захлестнуть меня. Нельзя чтобы Валиев увидел их, чтобы понял насколько я слаба и уязвима перед ним.

– Странно, что ты вспомнила о ребенке.  Почему не подумала, когда шла сюда в этом платье, с этим хлыщом?

– Тебе правда это нужно? Читать мне нотации, как нерадивому подростку?

– Нет. Ты уже не подросток, Вилена, и я не собираюсь учить тебя жизни. Но меня бесит, когда ты прикрываешься своим плодом, когда удобно.

Он произнес это так презрительно. Назвал Настю плодом, словно моя девочка – неодушевленный предмет! Внутри вспыхивает обида, ярость. Кто он такой, чтобы говорить со мной так?

– Ты ничего обо мне не знаешь, ясно? Я ухожу.

Делаю всего один шаг к двери, но слова Валиева заставляют снова замереть на месте.

– Мне надоел этот разговор, Вилена. Можешь наивно думать, что все не по-настоящему, – Тагир поднимается из кресла и направляется ко мне. Я пячусь назад. –  Но правда в том, что я тебя купил. Ты стояла на сцене, на тебя делали ставки. По тебе не было заметно, что это неожиданность или шок для тебя. Что тебя заставили надеть это платье и силой накрасили. Я не планировал покупать тебя. Скажем так, это было спонтанно. Я вдруг вспомнил твою детскую настойчивость. Решил дать тебе наконец то, о чем ты так долго мечтала. Теперь ты совершеннолетняя.

– То есть, тебя только это всегда волновало? Не попасть под статью о малолетке? Ты вменяемый вообще? Как насчет того, что торговля людьми тоже противозаконна?

– Я бы никогда не тронул молоденькую. Для меня дело не в законе, а в моих собственных принципах. Они же, мне говорят, что если взрослый человек себя продает, то почему нет. На любой товар найдется покупатель.

– Это не так! Меня обманули.

– Избавь меня от жалкого лепета, Вилена. Сними трусы, подойди к креслу, и нагнись…

Моя рука взлетает в воздух, чтобы дать мерзавцу пощечину, прежде чем успеваю сообразить, чем мне это грозит.

Но Валиев оказывается проворнее. Он меня буквально сгребает в охапку, два шага, и мы возле кресла. Я кричу, визжу, вырываюсь, но его хватка стальная.

– Нет, нет! Прекрати, слышишь? Не надо!

Я захлебываюсь слезами. Поверить не могу, что все будет так… Мой первый раз. С тем, кого я так любила когда-то. А сейчас ненавижу.

– Не понимаю, зачем ты изображаешь невинность, Вилена. Во сколько ты родила? В шестнадцать? В семнадцать? Ты из трусов выпрыгивала, желая меня. Так чего сейчас сопротивляешься?

Все еще до конца не верю в происходящее, нет, этого просто не может быть! Тагир просто пугает меня, злится, что я здесь появилась, ненавидит за то что из-за меня сделали с ним. Но он не жестокий, не насильник, я в этом уверена. До той секунды, пока не раздается оглушительный треск ткани и я понимаю, что платье соскальзывает с меня. Меня толкают к дивану, грубо, больно бьюсь коленями о его край, продолжаю кричать.

– Повернись ко мне, – голос Валиева резкий, точно рассекающий воздух хлыст.

Обхватываю себя руками, пытаюсь прикрыться. Поворачиваюсь. Смотрю на жалкую красную тряпку на полу – дорогущее платье, которое Вика взяла для меня на прокат.

Еще один долг. Боже, я точно ненормальная. Меня насиловать собираются, а я все про долги думаю. Так привыкла считать каждую копейку. Как же я от этого устала…