Дальше, как это принято, следует завтрак. Сам я обычно не завтракаю, ибо
чувствую, что ещё со вчерашнего ужина не всё успело перевариться, а, следовательно, я и не голоден. Мне нужно готовить завтрак для Роджера. Я
всегда встаю задолго до прихода учителей, чтобы не просто приготовить для
брата завтрак, но и успеть провести с ним время. Это очень важно как для него, так и для меня. Время проведённое вместе лечит нас обоих. А в такой день это
было супер важно. Обычно мы с ним смотрим Рика и Морти – это его любимый
мультик – слушаем музыку, иногда рисуем, но чаще всего просто болтаем, обсуждая сны, погоду, еду, всякие анекдоты, мои уроки, учителей и папу.
Наш папа, мягко говоря, трудоголик. Этот мужчина может встать в 3 часа
утра, собраться и уехать до самого вечера. Он отчаянно много и самоотрешённо
работает, чтобы покрыть все нужды моего брата инвалида и обеспечить
максимальный комфорт нашей семье. Глядя со стороны, он непременно достоин
уважения. Папа старается изо всех сил удерживать всё на плаву в финансовом
плане. И всё равно, сиделка брату на 12 часов стоит непосильно дорого для нас.
Мы еле позволили себе необходимого массажиста и основной уход. Поэтому с 8-
ми лет именно я ухаживаю за братом самостоятельно, из – за чего перешёл на
домашнее обучение. Этому я, кстати говоря, несказанно рад. Дома как-то оно
спокойней, можно сосредоточиться на предмете, не отвлекаться на, расцветающих как раз в этом возрасте, девчонок, стены родные, опять же, брат
всегда рядом и вдруг что, я тут же могу помочь и, разумеется, так было дешевле.
Школа вошла в наше положение и сделала большую скидку на данную услугу.
Роджер же, как истинный аристократ, обожает завтраки в постель. Иногда
он даже специально притворяется , что ему не хорошо, чтобы только не
появляться в гостинной, а насладиться своим завтраком лёжа у себя в постеле, под очередную серию своего мультика. Ещё нотку аристократизма его завтраку
добавляет свежесорванный из нашего сада цветок, который я всегда кладу на
поднос. Это не моя прихоть – я бы вообще отказался от этого – так когда-то
делала мама. Это она его так разбаловала своей излишней заботой и любовью.
Мне бы кто принёс завтрак…Но что поделаешь, эти тёплые воспоминания
хорошо на нём сказывались. А тем более в такой день… Поэтому его завтрак, состоящий из парочки яиц и всяких других вкусных вредностей, которые он
любит поглощать, словно какой – то монстр, я красиво разложил на подносе, украсил цветком и понёс к нему в комнату.
Когда я вошел, Роджер ещё спал. И хоть я уже и привык, но все равно
каждый раз, по утрам, я вздрагивал от одного его вида и с нетерпением ждал
массажиста, который мог исправить положение.
Каким-то образом, из-за болезни, по ночам у него защемляли нервы и его
страшно скручивало: атрофированные ноги растопыривались в разные стороны
так, как обычного человек, даже если бы сильно захотел, не смог бы сделать; голова по-дьявольски поворачивалась почти на 180 градусов; а руки, согнувшись
в локтях, вздымали вверх, своими загнутыми пальцами походя на две старые
грабли. Зрелище действительно жуткое – каждое утро как будто бы попадал в
фильм ужасов.
Но возложенная на меня ответственность диктовала мне вечно
позитивный, радушный и крепкий настрой. В такие моменты как этот, когда
невольно хочется поскорее убраться, я вспоминаю слова моей мамы, что она
говорила мне в детстве. Как только я собирался плакать и моя губа начинала
предательски дрожать, мама задавала всегда один и тот же вопрос: «Фрайм, сынок, ты действительно хочешь плакать?». И казалось бы, вопрос вопросом, а
ведь работало. Я и вправду задумывался, насколько это было возможно в том
возрасте, и как-то выяснялось, что плакать мне вовсе и не хочется. Один её
простой вопрос остановил, в своё время, внушительное количество моих вот-вот
начинающихся истерик. Мама это умела. Затем, со всей теплотой, но твёрдостью, говорила мне следующие слова: «Запомни, сынок, ты сам решаешь плакать тебе
или веселиться, грустить или радоваться. Ты и только ты можешь управлять
своими мыслями и эмоциями. Будь хозяином своего рассудка. Тогда жизнь будет
прекрасней». Моя мама с самого раннего детства воспитывала во мне
внутреннюю силу. Она сковала тот самый стержень внутри хрупкого детского
сознания, который сейчас позволяет мне держаться, не смотря ни на что и всегда
быть в тонусе.
Прокрутив все эти слова и картинки из давних воспоминаний в своей
голове, я сделал вдох, растянул свой рот в улыбке и мягким, но громким голосом
прогнал спящую духоту комнаты, произнеся: «Доброе утро, Роджер, просыпайся.
Сегодня чудесный день!» – во что мне и самому сильно хотелось верить.А
просыпался Роджер всегда с большой неохотой. Понять его можно, ведь, проснувшись, из всего своего тела чувствовал он только затекшую шею. Всё
остальное было напрочь парализовано и скрючено. И чтобы всё это исправить,
нужно было делать специальный массаж. Однажды он признался, что это пугало
и его тоже.
Мне ещё нужно было доделать пару уроков перед утренней прогулкой с
Роджером, поэтому я, даже не пробуя уже этот массаж, поставил поднос с едой и