"Девочка в реакторе" (СИ)

— Мила. Мила Боровая.

— Дмитрий Демичев, из Гомеля.

— Ты белорус?

— В некотором роде. Мать моя русская, отец — белорус. Отец погиб во время Великой Отечественной. Матушка одна воспитывала. А потом, как все, отучился, пошел работать, женился на своей землячке, ничего особенного, в общем.

— Но ты партийный чиновник…

— Меня это нисколько не красит! Я просто помогаю людям. Я начинал как обычный продавец бытовой электроники, это уже потом шлея попала мне под хвост, и я решил выучиться на бухгалтера. А свободное тогда место было только в областном комитете. Можешь верить, можешь нет, но как в одном выражении — “оно само”. Само как-то получилось.

— Ты можешь отказаться, если тебе это в тягость…

— Да поздно уже!.. Мне предстоит эвакуировать несколько тысяч человек, спасти еще столько же, если не больше, и все из-за какого-то реактора. Не думал я, что подобная участь ляжет на мои плечи. Что ж. Так угодно богу. Дожил, называется, — позволил себе короткую усмешку Дмитрий, — скоро в бога начну верить и в церковь ходить. Глядишь, и в священники подамся.

Глава VII

Пустой город представлял из себя печальное зрелище: эвакуированное население не вернулось сюда спустя обещанные три дня, и заброшенные своими жильцами квартиры заполнились милиционерами и партийными чиновниками, большая часть из которых остановились сначала в гостинице, затем в горисполкоме и в других помещениях иже с ними. Газ, холодную и горячую воду спустя пару недель отключили, как и третий энергоблок в первые часы аварии, который чудом не пострадал от пожара в реакторе.

Гробовую тишину, царившую после эвакуации местных жителей, нарушило тихое поскрипывание детских каруселей. Колесо обозрения, возвышаясь над пустующей площадью, восхищая своим гротескным величием, все так же стояло неподвижно, будто застыв во времени. Звонкий лязг металлических цепей, что висели прикрепленные к качелям с выкованными из металла цветочками, сообщал о незримом присутствии еще одного невольного горожанина.

Раскаленный жарой асфальт сдирал с кожаных балеток черную краску, оставляя уродливые царапины. Юбка, свисающая с узкой деревяшки, подчиняясь законам физики, мирно поднималась и опускалась, позволяя слабому ветерку играться тончайшей тканью. Бледное детское личико украсила довольная улыбка, когда новенькие качели приходили в равномерное движение, вызывая небывалый восторг. Тяжелые пряди взлетали и тут же обратно падали на плечи и грудь, поблескивая от солнечных лучей. Лишь только бант оставался неподвижным, напоминая искусственный цветок среди живых бутонов.

Девочка залилась громким и непринужденным смехом, когда ветер вновь начал играться с ее волосами, что едва касались кончиками ярко-салатовой зелени, заставляя парить в невесомости. Отбросив голову назад, она вдыхала струйки воздуха освобожденными после долгого заточения легкими, и это напоминало ей жаждущего в пустыне, которого спасло несколько глотков освежающей прохладной воды.

Неприятное ощущение, внезапно сковавшее грудь железными клешнями, заставило малышку остановить свой полет: качели в пустынном городе напоминали карусели из детства, когда она вместе со своей мамой посещала новенький парк аттракционов — ей удалось стать и космонавтом, взлетев на маленькой металлической ракете, способной завоевать вселенную вместе со своими планетами и звездами, и ковбоем, взобравшись на гладкую спину циркового пони.

Машинки же в припятском аттракционе оказались для нее слишком скучными — не осталось зрителей, что встретили бы юную автолюбительницу.

Девчушка ловко спрыгнула на ходу с качелей, и, приземлившись, быстрым движением поправив задравшуюся юбку, направилась в сторону атомной станции. Остановившись неподалеку, будто собака-ищейка, втянула носом воздух, полный радионуклидов, и ощутила, как по венам, подобно крови, разливается свобода. Заметив приближающийся бронетранспортер, обшитый свинцовыми щитами, она, недолго раздумывая, шагнула в темноту, превращаясь на мгновение частичкой тьмы, одним целым с мраком, обратной стороной света. Она, подобно аэрозолю, растворилась в черной перине, позволяя шестому чувству вырваться наружу, чтобы видеть все, но при этом оставаться невидимой.

Ни один из присутствующих не почувствовал легкого сквозняка, не увидел промелькнувшей в тени маленькой девочки в школьной форме, которая, подобно молнии, пролетела сквозь оживленную толпу, пребывая на темной стороне света, исходящего от уличных фонарей. Керосиновые лампы, что зажигались поздно ночью, покачнулись от слабого порыва ветерка и вновь замерли, а маленький огонек на конце фитилька едва не погас, с трудом выпрямившись.