"Девочка в реакторе" (СИ)

Ей никто ничего не объяснял. Малышка старалась раствориться среди посторонних звуков, только чтобы снова праведный гнев на свалился на ее маленькую голову. Волосы мокрыми прядями свисали на толстую ткань, а ноги хлюпали в тонких, промокаемых дождем, балетках. Коленки тряслись от несильного холода. Алина прятала руки в карманы пальто и слизывала капельки слез и дождя.

“Я вас всех убью!..”

Лаборатория на другом конце страны

— Так значит, ты и в самом деле решила свести счеты с жизнью? Сначала угробила половина ни в чем неповинных людей, а теперь хочешь сама туда же отправиться?

Она подняла свои пронзительные синие глаза и посмотрела на мужчину, сидящего напротив.

— Вся моя жизнь — маленькая комнатка в лаборатории. Я провела в ней не один год якобы для изучения моих способностей. Ты думаешь, я слишком глупа, чтобы не понимать очевидных вещей? Моя сила, — на ее руках заблестела маленькая искорка, — способна уничтожить целую планету. Поэтому я ношу эти чертовы браслеты! — на запястьях зазвенел острый металл, блеснувший от редких лучей солнца.

— На тебя надели браслеты, потому что ты можешь сбежать. А если ты сбежишь, идти тебе будет некуда, и тобою легко воспользуются. Ты пойми, — собеседник резко выпрямился, вцепившись пальцами в деревянную столешницу, — против тебя никто ничего не имеет, но у тебя имеются определенные проблемы, из-за которых ты вынуждена проживать здесь.

Среди глубокой синевы заблестел огонек гнева.

— Ты считаешь меня наивной дурочкой? Думаешь, если я провела несколько лет в Чернобыле, то ничего не понимаю?

— Нет, ты не наивная дурочка, очень даже наоборот. Ты — умница. Но я имел ввиду, что за твоими способностями нужен глаз да глаз, иначе ты попадешь в еще большую беду.

— Вся моя жизнь сплошная беда. Мать отказалась, отец боялся потерять из-за меня репутацию. А потом в какой-то момент я оказалась в Чернобыле, чудом выжила, убила с десяток человек и, знаешь, жизнь отличная!.. — она быстро-быстро захлопала густыми ресницами, пряча в них капельки слез. — Я понимаю, что за мной нужен контроль, — эмоции слегка улеглись, позволяя тяжелому вздоху сорваться с губ, — что мои способности опасны в любом виде. Когда я пребывала в реакторе, по сути, в нем не было ничего, кроме воды, ядерного топлива и света… света много было, навалом. Может быть, поэтому я теперь такая?! — ее снова захлестнула давняя душевная боль, заставляя невольно взмахнуть руками и прокатиться по щеке одинокой слезой.

— И ты думаешь, самоубийство поможет облегчить твою участь?

Ответом ему послужило прерывистое всхлипывание.

— Я не могу больше здесь находиться. Ты много рассказываешь о жизни других людей, о нормальной жизни, и меня иногда берет зависть и обида, что я не могу так же. Что я вообще какая-то не такая, что меня сдерживают проблемы, которых я никоим образом не хотела. В лаборатории слишком маленькое окошко, до него сложно дотянуться, поэтому, пока я здесь, мне интересно, что же там, на воле.

— Значит, ты хочешь на волю…

— Хочу! Но не могу. Мои способности удерживают меня здесь.

Он положил свою руку на ее тонкие пальцы:

— Я же рядом. Значит, не все так плохо.

Она в упор посмотрела на него:

— Ты? А разве ты рядом не с целью отомстить?

Нервный смешок:

— Если бы я хотел отомстить, давно бы это сделал!..

Книга Седьмая. "Долгожитель"

Глава I

Май, восемьдесят восьмой

Мила ходила по пустой квартире взад-вперед, когда металлическая дверь, издав тяжелый и громыхающий звук, закрылась. Ключ повернулся в замке раз-другой, и в одиноко пустующем кабинете воцарилась гробовая тишина. Под столом все так же покоилась табуретка, с которой академик, надев петлю, повесился на огромной люстре, освещающей белоснежный потолок. Девушка задрала голову. Люстру тоже сняли вместе с телом и веревкой.

Окно в кабинете стояло нараспашку.

Стоял удивительно необычный порядок: тщательно протерта пыль, ковер пропылесошен, цветы в глиняных кадках политы, а плед на диване и креслах постиран с особой любовью. Неужели Валерий готовился к своему самоубийству?..

…Мила вернулась в Москву поздним ноябрьским вечером восемьдесят шестого года. На столичных улицах покоился первый снег, на дорогах царила гололедица, а тонкая осенняя армейская куртка уже не согревала — увы, сезонные вещи прихватить она не успела, да никто и не думал, что все настолько затянется.

Громоздкий объект “Укрытие”, ныне называемый “Саркофагом”, был сооружен над разрушенным реактором еще в октябре месяце, когда стояла более приятная осенняя погода.

— Не хочу возвращаться в Москву одна. Может, мы вместе туда вернемся?

Александр отрицательно покрутил головой:

— Мне придется остаться еще на какое-то время. Работа еще не закончена, сама понимаешь.

— Понимаю, — тяжело вздохнула девушка, садясь в поезд, отправляющийся с Киева до Москвы.

…Летом восемьдесят седьмого они вновь встретились.

— Как дела?

В этот раз лето снова выдалось жарким.

— Сегодня будут судить виновников аварии…