"Девочка в реакторе" (СИ)

Раиса осторожно заглянула внутрь и увидела побледневшего младенца, закутанного в пеленки.

Рыдания нахлынули с новой силой. Боль сковала тело в очередной раз, надолго не выпуская из своих объятий.

Казалось, все беды мира свалились на голову молоденькой девушки, которая никак не ожидала, что нечто подобное случится в ее жизни.

Жизнь шла мирно, счастливо, и в один миг все рухнуло, как карточный домик.

Рая отдала коробку со словами:

— Положите ее у его ног. Скажите, что это наша Наташенька.

— Что, наконец-то едем домой?

Тимофей усмехнулся:

— Нам дали два месяца, чтобы мы с заданием справились, а мы его выполнили за полтора. Мы молодцы, что сказать, заслуживаем наконец-то поехать домой, увидеть близких, увидеть наших, рассказать, что да как. Они, небось, думают, что нас на каторгу отправили.

— Это намного хуже…

— Да ладно тебе! Мы выполняли правительственное задание, спасали Родину, и, надеюсь, рано или поздно, она спасет нас. Выше нос! Бывало и хуже, вспомни ту же Великую Отечественную, сорок первый вспомни, без оружия, почти что с голыми руками, боролись с немцами и победили…

— То немцы, а это радиация. Хрен увидишь.

Тимофей отвернулся к окну:

— Да-а-а, что есть, то есть…

— Ты какой-то растерянный. Что-то случилось?

Он усмехнулся, но ничего не сказал.

За полтора месяца кропотливой и адской работы, в условиях невыносимой жары, в перерывах между сменами, Тимофей писал письма, наполненные любовью и тоской, своей единственной, что ждала его в нескольких километрах отсюда. Он думал о мелочах: вырос ли у нее живот, что она сейчас ест, чем занимается, какие мысли ее заботят, пока его рядом нет.

Неподалеку от Чернобыля находился почтовый ящик, через который военные вместе с шахтерами вели переписки со своими родными и близкими.

Но ни одного ответного письма Тимофей не получил.

“Не дай боже, если с ней что-то произошло…”

“Нет, с ней все хорошо!”

“Но почему она тогда не отвечает?!”

— Чувствую, скоро наша жизнь изменится, даже моргнуть не успеешь.

— С чего это? — Тимофей позволил себе усмешку.

— Не нравится мне все это! Не пройдет это бесследно, вот увидишь!

— Ты просто переволновался. Так бывает.

— Ты не понимаешь…

“Что-то подсказывает мне, что он прав”

“Но тогда почему я это отрицаю?”

Самолет из Киева вылетел ранним вечером.

“Дорогой Тимоша!

Я пишу это письмо в надежде, что рано или поздно ты его прочтешь. Мне сложно представить, какие чувства могут вызвать ниже описанные мною строки, но я должна — нет, обязана! — тебе все объяснить. Держать тебя в неведении не имеет смысла. Да и мне самой станет легче. Не сейчас, когда я приняла твердое решение, о котором, скорее всего пожалею, но спустя какое-то время.

Не хочу больше никого обманывать. Мне надоело жить в страхе за себя и своего [зачеркнуто] нашего ребенка.

Вчера мы с мамой обсудили ситуацию, что складывается в нашей — ПОКА ЕЩЕ — семье: ты вернешься оттуда, полный смертельной радиации, наш будущий ребенок, да и я в том числе, подвергнутся заражению, и тогда возникает закономерный вопрос — кого мы родим с тобой, Тимоша?

Физического урода? Пожизненного инвалида?

Я не хочу обременять себя подобными заботами, да и тебя тоже.

Я знаю, что с мамой вы не особо ладили, вы совершенно разные люди. Но передо мной стоял непростой выбор — мама или муж, зараженный радиацией. Я понимаю, насколько это смешно сейчас прозвучало, я даже рассмеялась — ну что за глупость я пишу? Что это — влияние маминых слов или токсикоз?

Впрочем, неважно.