– Это был на редкость мерзкий тип. Продажный. Стоило дать ему на лапу, и можно было ни о чем не беспокоиться. А скажите, когда мать брала девочку с собой на работу… та не противилась? Или ей было все равно? Как она себя вела?
– Понятия не имею, – покачал головой Конрауд. Он чувствовал себя не в своей тарелке, будто оказался на допросе, однако полагал, что разумнее не игнорировать вопросы этого человека. – Я даже не уверен, что мать водила ее с собой на работу.
– А на вас, я смотрю, где сядешь, там и слезешь…
– А вы думаете, почему я оказался в этой вашей конуре? – не сдержался Конрауд. – Полагаете, что я от нечего делать заглянул к вам в гости? Мне нужна информация!
Мужчина, казалось, даже не услышал его тирады.
– Знаете, Конрауд, а я ведь помню вашего отца, – промолвил он, чуть приподняв веки. – Малоприятный был человек. Не меньше вашего. Какие у вас были отношения?
– Так вы скажете мне, кто был тот тип, который…
– Он был хорошим отцом?
Конрауд промолчал.
– Ласково со своим сыночком обходился?
– Еще раз: вам знаком тот человек, о котором я спрашиваю?
– У вас ведь и сестра младшая есть, верно?
На мгновение Конрауд подумал, что ослышался.
– Прелестница, что иногда оставалась дома вдвоем с папашей.
Конрауд расправил плечи.
– Ну все, с меня этого бреда довольно.
– Что, на больную мозоль я вам наступил? – Он опять стал задыхаться, и, ухватившись за свою маску, накрыл ей нос и рот. – Я даже как-то заходил к вам в цокольный этаж. Я вам этого не рассказывал, Конрауд?
– Заткнись!
– Ее вроде Элисабет звали, правильно? Ну чистая нимфа. А ваш папуля ее Бетой называл, верно я говорю?
– Пошел ты!
У Конрауда зачесались кулаки: он чувствовал, что если немедленно не покинет эту халупу, то набросится на ее хозяина, сорвет кислородную маску с его физиономии, засунет ее в его поганую глотку и насладится видом того, как эта тварь задохнется. Ему, конечно, требовалась информация, но не ценой того, чтобы позволять этому змею выпускать свой яд.
– Девчонка понесла, так? Поэтому она и ходила с матерью в клинику. Кто-то ее обрюхатил, так ведь?
Конрауд решительно двинулся к выходу.
– Конрауд! – попытался остановить его мужчина. – Значит, это правда? Девочка была беременна?!
Конрауд уже открывал дверь.
– Постойте же! Ответьте мне! – Мужчина поднялся из кресла. – Ну простите вы меня, Конрауд! Сболтнул лишнего! Зря я вашего отца дурным словом помянул.
Он стоял посреди комнаты, долговязый и тщедушный, полы его халата распахнулись, обнажив костлявые и бледные, как у покойника, ноги.
– Поройтесь в архивах диспансера, поищите медицинскую карточку Лютера! – попытался крикнуть он, но его голос надломился, и из горла вырвался лишь сиплый свист.
Конрауд вышел на улицу, захлопнув за собой дверь. Хозяин, продолжая что-то бормотать себе под нос, снова опустился в кресло. Потом прижал маску к лицу и принялся втягивать в себя кислород с такой жадностью, будто каждый вдох мог оказаться для него последним.
49
Конрауд вдавил педаль газа в пол, и машина резко рванула с места. Он ехал куда глаза глядят, не обращая ни малейшего внимания на правила дорожного движения. Его так и подмывало вернуться в ту хибару, удовлетворить свой порыв и полюбоваться тем, как извращенец захлебнется собственной желчью. Сжимая руль с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев, Конрауд пытался выбросить из головы то, что тот тип наговорил об отце и о Бете. Ему очень хотелось надеяться, что подонок сделал это с единственной целью поиздеваться, разбередить ему душу и вызвать у него злобу и ненависть. Даже, как называли сестру в семье, ему было известно!
Чувствуя, как внутри зреет ожесточение, отчаяние и отвращение к самому себе, Конрауд что было мочи ударил кулаками по рулю. У матери были самые веские причины, чтобы сбежать из дома и увезти с собой Бету как можно дальше от Рейкьявика. Сколько же ему, Конрауду, потребовалось времени, чтобы наконец прозреть! Он всю голову сломал, пытаясь понять, почему отец ведет себя подобным образом: слушал его разглагольствования о том, что весь мир всегда против таких людей, как он, и верил ему каждый раз, когда отец строил из себя невинного агнца, обвиняя во всем обстоятельства, невежество, всю общественную систему, полицию, жену и остальных людей, таких, например, как Сванбьётн. Но в результате Конрауду все же пришлось взглянуть правде в глаза: настоящими жертвами были те, кто по тем или иным причинам оказывался преградой на пути отца. Все, что ни говорил и ни делал этот человек, имело одну-единственную цель: вогнать окружающих в рамки его собственного извращенного сознания.
Конрауд почти добрался до дома, когда вспомнил, что обещал Эйглоу к ней заехать. Настроение для визита у него было совсем не подходящее, но нарушать обещания ему не хотелось, поэтому он свернул в направлении Фоссвогюра.