– Он ее обижал.
Конрауд посмотрел в лицо матери, которая с трудом сдерживала слезы.
– В каком смысле обижал?
– Я должна была увезти ее.
– Почему?
– Потому что он ее обижал… так, как мужчина может обидеть маленькую девочку.
Влетев в квартиру, Конрауд набросился на отца с кулаками. Однако тот вступал в рукопашную так часто, что не позволил застать себя врасплох: опрокинув сына, он пригвоздил его к полу и рявкнул:
– Ты что, сукин сын, совсем сбрендил?!
– Ты извращенец! – выкрикнул Конрауд сквозь всхлипы. – Педофил вонючий! Будь ты проклят! Будь проклят!
41
Марта сидела у открытого окна своего кабинета с сигаретой в руке и, периодически затягиваясь и выпуская дым, внимательно слушала Конрауда. Он приехал к Марте сразу после того, как попрощался с Оуливером, и теперь рассказывал ей историю девочки со Скоулавёрдюхольта, которая утонула в Тьёднине в начале шестидесятых. Он описал барак, в котором Нанна жила вместе с матерью, упомянув об отчиме девочки и о его сыне. Доложил он Марте и о молодом литераторе, который обнаружил девочку под мостом на Скотхусвегюр, а также о полицейском расследовании, основной версией которого являлся несчастный случай, и о проведенном вскрытии, заключения о котором, однако, не существовало. Конрауд рассказал Марте, что в последние моменты своей жизни девочка держала в руках куклу, которая также была найдена на поверхности озера. Впоследствии эта кукла много лет хранилась у человека, который достал ее из воды, и именно этого человека менее суток назад спасли из пожара, вспыхнувшего в его доме, и отвезли в больницу. Внутри куклы обнаружился рисунок, вероятнее всего, нарисованный самой девочкой, на котором она саму же себя и изобразила. По тому, как она себя нарисовала, складывалось впечатление, что на тот момент она была беременна.
– А сколько же ей было лет? – потушив сигарету, спросила Марта.
– Двенадцать, – ответил Конрауд, протягивая ей фотокопию рисунка, извлеченного из куклы. Он попросил Оуливера обращаться с самой куклой и с найденными в ней рисунками, как с вещественными доказательствами уголовного преступления.
– Не исключено, что обнаружатся и образцы биоматериала, – добавил он в разговоре с Оуливером.
Марта довольно долго рассматривала фотокопию, а потом сказала:
– Однако это странно – так себя нарисовать.
– И правда странно.
– А как ты понял, что это она и есть?
– Мне рассказывали, что она замечательно рисовала, – ответил Конрауд, – и нет оснований полагать, что она решила нарисовать кого-то другого.
– То есть ты полагаешь, что свою маму, например, или подругу, она не могла изобразить? – возразила Марта.
– У ее матери других детей не было.
– И что ты заключаешь из этого рисунка?
– Что девочка достигла половой зрелости, и кто-то над ней надругался. Возможно, ее и убили, чтобы она никому не смогла ничего рассказать.
– Другими словами, преступник тот, от кого она забеременела?
– Вполне вероятно.
– А разве беременность не была заметна, когда девочку обнаружили? Или до этого?
– Таких свидетельств я не нашел. Возможно, беременность и не была заметна.
– И ты знаешь точно, что девочка стала жертвой сексуального насилия?
– Точно не знаю.
– Однако ты принимаешь за данность то, что она понимала, что происходит с ее телом, и запечатлела это на рисунке? Это твое видение фактов?
– Это самое логичное заключение, но не отрицаю, что не единственное. Например, можно предположить, что Нанна знала, к чему приводят половые контакты, и захотела изобразить это на своем рисунке.
– В любом случае ты убежден, что девочка подвергалась насилию?
– Мне кажется, что имеет смысл попробовать это выяснить.
– Ты упомянул, что было проведено вскрытие, а соответствующего заключения нет, верно?
– Верно.
– И как ты предлагаешь поступить?
– Я предлагаю эксгумировать останки, чтобы установить, была ли девочка действительно беременна.
– И все только на основании этого рисунка?
Конрауд молча смотрел на Марту.
– Единственная зацепка этот рисунок? – настойчиво спросила она.
– На мой взгляд, этого рисунка вполне достаточно. Насколько известно, родственников, которые могли бы выступить против эксгумации, нет. Единственное, что требуется, это твое согласие на повторное открытие дела.
– Допустим, что на этом рисунке Нанна изобразила саму себя. Но это ведь не доказывает, что она была беременна. Беременность она могла себе и нафантазировать. У нас на руках нет ничего конкретного – мы даже не знаем, действительно ли девочка на рисунке это и есть Нанна. Это лишь твое предположение – ты сам для себя решил, что это автопортрет. Было проведено вскрытие – как ты и говоришь – и если бы все произошло согласно твоей гипотезе, следственная группа обязательно бы об этом узнала. Существовал бы хоть один документ, свидетельствующий о беременности Нанны.
– На мой взгляд, расследование было проведено не должным образом, – возразил Конрауд.
Марта пожала плечами, словно в подтверждение своей точки зрения, что одних предположений недостаточно: требуется нечто более определенное.
– Значит, ты не будешь ничего предпринимать?