Уже не один раз, с тех пор как бывший полицейский расспросил Лейвюра о происшествии на Тьёднине, он возвращался в памяти к тому дню, когда заглянул к матери Нанны в ниссеновский барак под номером 9. После посещения Конрауда он припомнил и некоторые другие подробности. Например, то, что когда он уже прощался с несчастной матерью, с улицы вошел какой-то мужчина и, оттеснив Лейвюра плечом, довольно грубо поинтересовался, что он там делает. А точнее, он спросил, не за деньгами ли пришел Лейвюр.
– Этот человек нашел Нанну, – устало ответила за него женщина. – Он не коллектор.
– Вот как? – отреагировал мужчина. – Скверное дело. Очень скверное. – Потом он обратился к матери Нанны: – Ты Эймюндюра случайно не видела?
– Он вышел из дома рано утром, – ответила она безо всякого интереса.
– На работе этот осел не появлялся. Я собирался забрать его оттуда, но мужики сказали мне, что он даже не приходил. Чертов лентяй!
– Не говори так о нем.
– А что такое? Лентяй и есть лентяй. Говорю, как хочу.
В руке у женщины по-прежнему была кукла.
– И что мне теперь с ней делать? Эту рвань Нанна и уронила в озеро… Глаза бы мои ее не видели! – сказала она и швырнула куклу на пол.
Мужчина бросил на мать девочки озадаченный взгляд, а потом поднял куклу и протянул ее Лейвюру:
– Сделай одолжение – выброси ее на помойку.
Тот растерялся и, сам не зная почему, взял куклу. Не дав ему и рта раскрыть, мужчина чуть ли не вытолкал его за порог и захлопнул дверь.
Несколько секунд Лейвюр стоял с куклой в руке, озираясь в поисках мусорного бака или контейнера для отходов, пока не заметил в нескольких метрах от себя бочонок из-под керосина, в котором сжигали мусор. Приблизившись к нему, Лейвюр уже занес руку, чтобы выбросить куклу, но вместо этого аккуратно положил ее на остывшие угли на дне бочонка, после чего направился домой. Однако сделав всего несколько шагов, он почувствовал, как его одолевают сомнения: перед его внутренним взором вновь предстала девочка, которую он поднял из воды, и покачивающаяся на поверхности озера, прямо под мостом, кукла. Та вечерняя прогулка обернулась для него настоящим кошмаром. А кукла… Кукла стала последней спутницей Нанны, последней игрушкой, последним, что девочка держала в руках, прежде чем ее настигла смерть. Лейвюр ощутил, как в нем пробуждается его чувственная натура. Остановившись посреди дороги, он подумал, не предосудительно ли оставлять куклу в бочонке из-под керосина, как какое-то ненужное барахло.
В бутылке потихоньку убывало. Положенная на пепельницу трубка все еще источала дым. Лейвюр поднял глаза от своих записей. Взяв в руки испещренный буквами лист, он перечитал написанное, а потом с гримасой отвращения разорвал его и выбросил в корзину под столом.
– Все напрасно, – пробормотал он. – Зачем тратить время? Все это блажь!
В эмоциональном порыве он схватил со стола чистые листы первоклассной плотной бумаги и отправил их в корзину вслед за результатами своих творческих потуг. В одном из ящиков стола Лейвюр хранил – всегда под замком – стихи, которые отобрал и редактировал для своего сборника, так и не увидевшего свет, а также разрозненные записи, отдельные строфы и куски текста, из которых так и не смог создать нечто целостное. Порывшись среди раскиданных по комнате предметов, Лейвюр обнаружил ключ, выдвинул из стола ящик и высыпал его содержимое в корзину. Затем, он взял зажигалку и уже собирался поднести ее к этой кипе бумаг, но в последний момент одумался: в комнате так много книг и других письменных материалов, что и до пожара недалеко. Тогда Лейвюр отнес корзину к находившемуся здесь же камину, выложенному камнем горы Драупюнхлидарфьятль[15]. Он был полон решимости предать огню всю эту писанину, а вместе с ней и свои мечты об успехе на литературном поприще, и раз и навсегда распрощаться с несбыточными иллюзиями.
Когда огонь занялся, на ум Лейвюру внезапно пришел и подпол. Там тоже хранилась одна вещь, напоминавшая ему о его разбитых мечтах. Возможно, ему вообще не стоило оставлять ее себе, раз уж неразбериха в его жизни началась как раз тогда – с того самого трагического вечера. Однажды он уже спас ее от небытия, но, вероятно, она не заслуживала спасения – так же, как и его низкопробные стихи. Лейвюр переворошил весь подпол, пока не отыскал ее на верхней полке, твердо решив сжечь ее вместе с пылающими в камине свидетельствами его литературного бессилия.
Лейвюр и сам не знал, почему умолчал о кукле в разговоре с Конраудом. Он не рассказал ему, что на самом деле кукла у него. Он хранил ее все эти годы так же, как и свои незавершенные стихи. Вероятно, он решил скрыть этот факт от Конрауда, потому что они даже не были знакомы. А может, и потому, что тот бывший полицейский, – ведь именно таковым он представился, когда они впервые встретились. Вдруг он стал бы обвинять Лейвюра в смерти девочки? Кто знает, что в голове у этих полицейских? В любом случае, предметы, что хранятся у него в подполе, как и их происхождение, – это его личное дело. И Конрауд здесь совершенно ни при чем. Ведь они и правда даже толком не знакомы.