Девочка у моста

Дознаватели не упустили из вида и передвижения матери Конрауда, которая проживала на другом конце Исландии, в Сейдисфьёрде, но в тот момент находилась в Рейкьявике в гостях у сестры и зятя, которые подтвердили, что она не выходила из дома в тот вечер, когда было совершено нападение на ее бывшего мужа. Мать Конрауда также вызвали на допрос, протокол которого ему не составило труда найти. Он был напечатан на машинке, и из него становилось понятным, что более всего мать заботило положение, в котором оказался ее сын. Ей были заданы многочисленные вопросы касательно отношений Конрауда с отцом, и она ответила, что какое бы влияние ни оказывал на сына такой прохиндей, как ее экс-муж, Конрауд вырос совершенно безобидным и порядочным человеком. Мать изо всех сил старалась убедить следователя, что ее сын не способен никому причинить вреда. Даже перечитывая протокол много лет спустя, Конрауд остро чувствовал тревогу своей матери: она боялась, что сын мог стать похожим на ее непутевого бывшего мужа, и страдала от того, что была вынуждена оставить его на попечение такого человека.

Некоторые места в протоколе до сих пор отдавались болью в сердце Конрауда.

В.: Какие отношения у вас были с мужем, когда вы еще жили вместе?

Сигюрлёйг: Я бы не стала называть это «отношениями».

В.: Так вы жили по отдельности?

Сигюрлёйг: Вместе, но это был сущий ад. Поэтому я от него и ушла.

В.: По какой причине?

Сигюрлёйг: По разным причинам, которые никак не связаны с тем, что произошло.

В.: Это правда, что бывший муж вас бил?

Сигюрлёйг: С чего вы это взяли?

В.: Так это правда?

Сигюрлёйг: Не вижу, какое отношение это имеет к делу.

В.: Вы его поэтому оставили?

Сигюрлёйг: Не понимаю, зачем вы у меня это спрашиваете. Все уже в прошлом.

В.: Мы поговорили кое с кем из ваших бывших соседей. Они утверждают, что часто замечали у вас следы побоев, серьезность которых вы старались преуменьшить. Соседи слышали из вашей квартиры крики, а в наших архивах обнаружился протокол, согласно которому по вашему адресу был вызван наряд полиции в связи с нарушением порядка в состоянии опьянения и бытовым произволом. Полицию вызвали вы сами, утверждая, что супруг вас избил. Такое случилось дважды – в пятьдесят пятом году, когда вы и оставили мужа.

Сигюрлёйг: Значит, такой он был муж.

В.: То есть, именно поэтому вы его бросили и уехали в Сейдисфьордюр?

Сигюрлёйг: И поэтому тоже, среди всего прочего.

В.: А как реагировал на эти побои ваш сын? Он испытывал ненависть к отцу?

Конрауду было несложно представить неловкость, которую испытывала мать, когда ее спрашивали о домашнем насилии. Она никогда и ни с кем не делилась своими переживаниями на эту тему – даже со своей дочерью Бетой, сестрой Конрауда и самым близким матери человеком. Этот протокол для Конрауда тоже открытием не являлся, поэтому он знал, что дальше последует еще более тягостная, почти невыносимая для его матери, часть.

Сигюрлёйг: Конрауд был еще совсем ребенком. Но почему вы задаете мне все эти вопросы?

В.: Ребенка ваш муж избивал?

Сигюрлёйг: Нет.

В протоколе не фиксировались паузы, но Конрауд тем не менее понимал, что этот ответ мать дала не без колебания.

Сигюрлёйг: То есть, бывало, что отец шлепал его пониже спины, но в общем он всегда обходился с ребенком хорошо.

В.: Вы не знаете, какие отношения…

Сигюрлёйг: Конрауд и мухи не обидит, если вы на это намекаете. К чему эти вопросы? Мы того человека и пальцем не тронули – ни я, ни мои дети. Вам бы стоило это знать. Вы ведь в курсе, что за жулики вокруг него вились, и что за аферы он проворачивал… Врагов у него было хоть отбавляй. Я думала, вам это известно.

В.: Вы не знаете, какие отношения были у Конрауда с отцом в период, предшествующий убийству?

Сигюрлёйг: Нет. Я особо не поддерживала контакты с сыном.

В.: Вы не приезжали в Рейкьявик навестить его?

Сигюрлёйг: Ну да, так же, как и мою сестру, и по многим другим делам.

В.: А где вы с сыном встречались?

Сигюрлёйг: В одном кафе в центре.

В.: И о чем вы беседовали?

Сигюрлёйг: Обо всем понемногу. Я ведь говорила, что редко с ним виделась. Хотела узнать, как у него дела.

В.: Он не показался вам взвинченным? Или он был спокоен? Говорил ли он что-либо об отце?

Сигюрлёйг: Взвинченным? Конрауд? Никогда я его таким не видела. И об отце он ни словом не обмолвился.

В.: То есть, вы о нем не беседовали?

Сигюрлёйг: Нет.

Конрауд задержался глазами на этой лжи – об отце они еще как беседовали.

В.: У вас также есть дочь Элисабет. Какие были ее отношения с отцом?

Сигюрлёйг: Никакие – Бета живет со мной.

В.: А когда вы жили все вместе?

Конрауд в очередной раз уловил сомнение в голосе матери, который звучал у него в голове.

Сигюрлёйг: Она всегда была больше привязана ко мне, чем к отцу.

В.: Он обращался жестоко и с дочерью?

Сигюрлёйг: Не понимаю, как это связано с вашим расследованием.

В.: Попрошу вас ответить на вопрос.