— Сообщения Ласси показались мне совсем уж отчаянными. Видимо, девушка действительно обязалась передать кому-то наркотики, но так этого и не сделала…
— Вероятно.
— Интересно, почему?
— Коллеги из отдела по борьбе с оборотом наркотиков тоже тут, и мы как раз обсуждали возможность использовать всю эту кучу веществ в качестве приманки — может, кто-то и клюнет. Опять же, если Данни не привезла их для самой себя. А еще мы отправим сообщение Ласси с ее телефона — назначим ему встречу в определенном месте и в определенное время — глядишь и заманим его в ловушку.
Они говорили еще несколько минут, пока Марта не потушила сигарету и не сказала, что отправляется домой. На прощание Конрауд заметил, что если полицейские и правда собираются устроить западню возможным получателям наркотиков, то им стоит поторопиться: на данный момент немногим было известно, что Данни, возможно, погибла насильственной смертью, но рано или поздно эта новость просочится. Марта в свою очередь настоятельно посоветовала Конрауду больше не думать обо всей этой истории, а как следует выспаться.
Однако сон никак не желал приходить, поэтому Конрауд уселся за обеденный стол, на котором были разложены бумаги его отца, и стал размышлять о своей беседе с бывшим учителем — и по совместительству поэтом — обнаружившим в Тьёднине тело той девочки. Вопрос о кукле явно застал Лейвюра Дидрикссона врасплох — ему потребовалось некоторое время на раздумья, прежде чем он ответил, что видел игрушку в руках у матери Нанны в том самом бараке на Скоулавёрдюхольте. Лейвюр принимал как данность, что кукла утеряна, — а точнее, что она давным-давно оказалась на какой-нибудь свалке. Но Конрауд придерживался иного мнения: обычно люди хранили предметы, связанные с подобными событиями. Может, ему стоит прокатиться в Кеблавик и попробовать восстановить последовательность переездов матери Нанны? Вероятно, поговорить об этом с Эйглоу тоже не лишено смысла. После их ссоры в кафе Конрауд с ней так больше и не общался. Ему хотелось вернуться к той теме и донести до Эйглоу свою точку зрения, но он посчитал, что ей необходимо дать время, чтобы справиться с гневом.
В бог знает какой раз Конрауд принялся перекладывать лежащие на столе документы, пытаясь вспомнить, не упоминал ли его отец экстрасенсов или ясновидящих — или даже не рассказывал ли он о своем сотрудничестве с кем-нибудь из таких людей — незадолго до гибели. Ничего воскресить в памяти ему так и не удалось, однако следовало признать, что на его воспоминания о том периоде особо полагаться было нельзя: они в основном были довольно туманными и спутанными. Тогда он пил сверх всякой меры, чтобы заглушить в себе чувство гнева, которое испытывал не только по отношению к отцу, но и к матери, бросившей его, когда он был еще совсем ребенком, и уехавшей жить к своей сестре в восточные фьорды. Помимо ненадежности его воспоминаний, дело заключалось и в том, что отношения Конрауда с отцом в течение года до смерти последнего были далеки от идеальных. Конрауд отца терпеть не мог — он сутками не возвращался домой, ночуя то у друзей, то у очередной девушки, а иногда и на лестничных клетках. В районах Хауалейти и Стоурагерди как раз вырастали новые многоквартирные дома, и если Конрауд вдруг забредал в те края, то он вполне мог прошмыгнуть в какой-нибудь подъезд и отоспаться в нем, пока не протрезвеет.
Одна из последних услуг, что Конрауд оказал отцу, заключалась в том, чтобы съездить с ним к задолжавшему отцу ресторатору и взыскать с него причитающуюся сумму. К тому времени Конрауд уже почти не имел с отцом никаких дел по причинам, о которых было лучше не упоминать вслух. Отец в огромных количествах скупал алкоголь у экипажей торговых судов или у работников военной зоны в Кеблавике, а потом перепродавал его как частным лицам, так и хозяевам ресторанов в Рейкьявике и близлежащих городках. Был среди них и Сванбьётн.
Алкоголь продавался в литровых бутылках, бидонах, вмещавших около четырех литров, или в бочонках емкостью двадцать пять литров. Крепость его порой доходила до девяноста градусов. Конрауд помогал отцу разводить напиток, чтобы снизить его крепость и соответственно выручить побольше денег, а также разливал алкоголь в обычные бутылки, которые затем и реализовывались. Все эти операции в основном осуществлялись в их собственной квартире в цокольном этаже, которая временами напоминала подпольную винокурню. Машины у отца не было, зато у одного его приятеля имелся небольшой грузовичок — дребезжащая развалюха британского производства. На нем-то отец Конрауда и развозил товар клиентам, за что платил хозяину грузовичка процент от выручки.
Иногда отцу приходилось прибегать к жестким мерам: если покупатели вовремя не расплачивались, он требовал с них довольно внушительную неустойку. Сванбьётн запаздывал с платежами не один раз, поэтому в определенный момент терпение у отца лопнуло, и он решил навестить нерадивого клиента, прихватив с собой Конрауда, чтобы научить того, как не позволять всякому сброду садиться себе на шею (именно так он и выразился).