Приняв прохладный душ, быстро оделся, написал Лере записку, предупредил, что еду к отцу. Не удивлюсь, если Ирина уговорит его заявиться к нам с утра с «поздравлениями». Она не любит вставать рано, но ради такого случая может нарушить привычный режим. Лучше эту гадюку опередить и предупредить, что со мной не стоит воевать! Лера теперь под моей защитой!
Я выехал на машине. Закрыл ворота и рванул к трассе. Еще не уехал, а уже думал, когда вернусь. Оставлять жену не хотелось. Федорович внучку официально отпустил до понедельника, а я предупредил зама, что у меня выходные не закончились.
Подъехав к воротам, я посигналил. У меня был ключ, но я давно им не пользовался. Не хотел входить без предупреждения. Ирина может изобразить неосведомленность и спуститься в неглиже. Эта баба хочет верить, что я ее желаю. И то, что Лера стала моей женой, ее вряд ли остановит.
— Марат, почему сам не открыл дверь? — возмутился отец, открыв мне калитку. — Загони машину во двор.
— Пусть здесь стоит, я ненадолго.
— А жену, почему не взял? — с обидой в голосе спросил он.
— Сначала мы поговорим, а потом я решу, стоит ли Лере приезжать к вам в гости. — твердо произнес я.
Глава 34
Марат
Ирина сидела в гостиной, увидев меня, встала и направилась к нам.
— Я рада видеть тебя, Марат. Конечно, мы с твоим отцом расстроились вчера, что нас не пригласили на торжество… — правдоподобно изобразила она на лице огорчение.
— Мы не собирались отмечать, праздник организовали мои близкие друзья.
— Получается, мы тебе не близкие? — с притворной обидой в голосе спросила она. Этот спектакль был разыгран для одного зрителя. Посмотрев на отца, который выражал молчаливую солидарность, я прямо сказал:
— Не стоит задавать вопросы, ответы на которые вам будет неприятно услышать. В нашем прошлом было много такого, что я вряд ли смогу забыть.
— Марат… — виновато начал отец.
— Я пришел поговорить, а не обвинять тебя, — перебил родителя. — Я еще не успел переступить порог вашего дома, а мне уже хочется уйти. Вы удивляетесь, что я не позвал вас на регистрацию? Понятно, почему ты в недоумении, — посмотрел я на отца, затем перевел взгляд на Ирину и договорил: — но неужели ты Ирина не понимаешь, почему твое присутствие было нежелательным? Искренне удивляешься или продолжаешь настраивать отца против меня? — строго произнес.
— Марат!.. — одернул меня родитель, заметив, что я еле сдерживаю гнев. — Ирина ничего плохого не хотела сказать. Зря ты расходишься. Идем в мой кабинет.
— Я хочу поговорить с отцом наедине, — предупредил женщину, прежде чем двинуться за родителем.
— Я не собираюсь оставаться в стороне, речь идет и о моей дочери, которую я обрела спустя столько лет. — я бы удивился, если бы не знал насколько она беспринципна, насколько она отвратительна в своем лицемерии и лжи. Отец или не услышал ее последних слов, или просто не пожелал продолжать конфликт. Он уже скрылся за поворотом, когда я негромко спросил Ирину:
— Дочь? — сделал я шаг к ней. — У тебя была только одна дочь? — она побледнела, но все еще с вызовом смотрела на меня.
— Только попробуйте настроить Бориса против меня, вы очень сильно об этом пожалеете! — очень тихо прошипела она.
— На твой яд у меня давно выработалось противоядие. Кроме презрения, ты во мне никаких чувств не вызываешь! Я никогда тебя не боялся, не сотрясай зря воздух! Сядь назад в кресло и придумай еще одну слезливую историю для моего отца, в которую он слепо поверит.
— Откуда ты знаешь, что твоя женушка рассказывает тебе правду? Ты слеп, Марат! Знаешь, яблоко от яблони недалеко падает.
— Все твои дети доказывают обратное. — бросил я, развернулся и ушел.
Отец сидел за столом, постукивал золотой ручкой по деревянной поверхности. Я сел в свободное кресло, выждал несколько секунд и заговорил:
— Я надолго тебя не задержу. Хочу прояснить несколько моментов.
— Марат, столько лет прошло… Ты никогда меня не простишь? — в его глазах блестели слезы, как любого сына они не могли оставить меня равнодушным, но я помнил слезы другого родного мне человека. Я никогда не забуду, как тяжело было матери в последние месяцы. Она цеплялась за жизнь, не хотела оставлять меня, а он уже ее похоронил, предал, начал строить новую жизнь!
— А ты сам простил себя? Живешь в ладу со своей совестью? Гордо смотришь на свое отображение в зеркале? — я видел, что мои слова бьют по живому, поэтому не стал продолжать. — Я тебе не судья, отец, — уже спокойнее добавил я. Разговор получался сложнее, чем я предполагал. Прошлое не возможно было отпустить, а он не сделал ничего, что помогло бы мне его простить.